Стон (СИ)

Вечное помешательство на себе самом, не имеющее конца, пожирающее и душу, и разум.

Скоро от тебя ничего не останется, потому что остановиться, а уж тем более сдаться не сможешь — все зашло слишком далеко. Смиренно склонить голову и признать, что измучен ревностью и страхом потери — нет, этого не вынесет твоя надменная гордость.

Ну и черт с тобой. Жри.

Наплевать.

— Радуешься? Думаешь, я расстроен? Думаешь, только и мечтаю о том, как бы поскорее тебя раздеть и убедиться? — Голос дрожит и срывается.

Смешно.

Я же говорил, что ты пожалеешь.

— Не хочу тебя видеть, грязная шлюха! Мне противен твой вялый, безжизненный член!

— И ты больше не любишь меня?

Короткие гудки доставили Шерлоку ни с чем не сравнимое удовольствие. Он так и видел искаженное отчаянной злобой лицо, закушенные в гневе губы и полные ненависти глаза. Вой, сука, вой.

Но кого же ты всё-таки ненавидишь? Кого ты ненавидишь так сильно?

Это противостояние определенно Шерлока заводило, сомнений у него уже не осталось. Такому как он к бездне не привыкать, а вот долететь до самого дна и увидеть наконец её суть, её истину — получить такой бесценнейший опыт дорогого стоит.

Трубка вновь ожила, оповещая о том, что сказано далеко не всё.

Ни тени раздражения, ни капли недавнего бешенства.

— Не засиживайся допоздна, мой мальчик, слушая свою дорогую хозяйку — старые леди любят поговорить, особенно о каких-нибудь ничтожных страданиях. Тебе завтра снова ложиться на спину и забрасывать ноги на чьи-нибудь плечи.

— Да, конечно, я готов.

— Готов? Вот и славно. Послушная шлюха, — проурчал Садерс, и кожа Шерлока покрылась мурашками. — Всегда надо быть послушным, мой мальчик. Это позволит избежать множества серьезных проблем тебе и таким милашкам, как ты.

Медовые нотки в голосе настораживали.

В трубке раздался ещё один сладкий зевок.

— Я плохо спал, прости. Тревога, душевный непокой, одиночество. Тебе ведь всё это знакомо, да?

Шерлок напряженно вслушивался в каждое слово. Что? Что случилось?!

— Ди меня бросил. Покинул, негодник, старого Сада. Ох уж эти ветреные мальчишки!

Напряжение отпустило так резко, что тело на миг стало невесомым, бесплотным, и этот контраст вызвал легкое головокружение. Он еле слышно перевел дух, стараясь не выдать своего облегчения, своей радости — молодчина, Ди!

— Его имя — Габриэль.

— Да, и это очень красиво. Итак, сегодня ты развлекаешь старушку. Успехов тебе, мой мальчик. Мой любимый мальчик. Единственный.

***

Инспектор Лестрейд приехал ближе к вечеру, когда граница между светом дня и надвигающимся сумраком была размыта. Шерлок очень любил это предвечернее время. Оно представлялось ему началом чего-то нового, неизведанного.

Как оказалось, он многое в жизни любил, не замечая того, не придавая значения…

Они сидели в гостиной у миссис Хадсон и молчали. Негромко бормотал телевизор, остывал чай. И все же некое подобие покоя и уюта радовало обоих, и оба они отдыхали: миссис Хадсон — от уныния и печали, ставшими в последнее время её постоянными спутниками, что бы она ни делала, куда бы ни шла, Шерлок — от одиночества и пустоты квартиры, которую уже готов был возненавидеть.

Приход инспектора так его испугал, что, тяжело привалившись к дверному косяку, он задохнулся от катастрофической нехватки воздуха.

Майкрофт?! Господи, Майк…

Нет! Не надо!

Пожалуйста, не надо.

— Мистер Холмс… Шерлок… Простите за беспокойство, — забормотал Лестрейд, заглядывая вглубь квартиры.

— Проходите, инспектор. — Шерлок сделал приглашающий жест. Эти два коротких слова и взмах руки окончательно лишили его сил, он с трудом удерживал равновесие — так бросала из стороны в сторону его тело крупная, морозная дрожь.

Инспектор вошел, но остановился в прихожей.

Он явно не намеревался подниматься наверх.

— Что-то случилось? — Слова выкатывались огромными корявыми глыбами.

— Да. Не думаю, конечно, что это имеет к вам какое-то отношение, но…

Шерлок едва удержал рвущийся крик. От острого желания наброситься на Лестрейда с кулаками его кинуло в жар, и хотя тот не был ни в чем виноват, а уж тем более — в его полубезумном страхе за брата, одно-единственное мгновение Шерлок люто его ненавидел.

— Я ничего не могу понять… — Инспектор привычным жестом потер седые виски, и Шерлоку стало стыдно за свою злость на этого уставшего, поникшего человека, явно пришедшего к нему за помощью или советом. — Я в тупике. — Он невесело усмехнулся неожиданной игре слов. — Да, именно в тупике. В Turn-again Lane… снова обнаружен труп молодого мужчины. Вы…

— Я переоденусь. Подождите в машине.

Шерлок хорошо понимал, что ехать ему не надо, что сейчас он увидит то, от чего не сможет избавиться уже никогда, не сможет вычеркнуть из памяти эту новую смерть, кем бы ни был тот неизвестный.

Но отказать инспектору почему-то не смог.

*

Шерлок сразу его узнал.

«Какого черта он вырядился так глупо?! — было первой мыслью, неуместной и полной злого недоумения. — Кто надевает красную рубашку под фрак?!»

И только приблизившись, Шерлок понял, что рубашка, конечно же, когда-то радовала кипенной белизной.

Обескровленное лицо Ди казалось безмятежным и прекрасным до слёз.

Молодым.