Сторона Германтов

— Да я понятия не имею! — воскликнула герцогиня в притворном негодовании. — Не знаю и знать не хочу. Я этим языком не владею. — Но, видя, что тетка в самом деле не знает, что такое писака, она, поиздевавшись над г-жой де Камбремер, не отказала себе в удовольствии продемонстрировать, что учености в ней не меньше, чем пуризма, и поиздеваться над теткой. — Хотя нет, — произнесла она со смешком, который умеряли остатки напускного возмущения, — это же всем известно: писака — это писатель, тот, кто пишет. Но слово кошмарное. От него у вас все зубы мудрости выпадут. Ни за что не стану его употреблять. Так, значит, это ее брат, я сперва не поняла. Хотя ничего удивительного. Она такая же тряпка и такая же всезнайка. Такая же подлиза, как брат, и такая же надоедливая. Теперь мне понятнее эти родственные узы.

— Присядь, давай попьем чаю, — сказала герцогине Германтской г-жа де Вильпаризи. — Угощайся, прошу тебя, не пойдешь же ты смотреть портреты твоих прабабок, ты их не хуже меня знаешь.

Вскоре г-жа де Вильпаризи вернулась и опять села за рисование. Все окружили ее, и я этим воспользовался, чтобы подойти к Леграндену; я не видел ничего дурного в том, что он оказался у г-жи де Вильпаризи, и сказал ему, не подумав, что обижаю его и даю ему повод считать, будто намеренно нанес ему оскорбление: «Ну что ж, месье, мое присутствие в салоне оправдано тем, что я вижу здесь вас». Г-н Легранден заключил из этих слов (во всяком случае, несколько дней спустя он высказался обо мне именно так), что я мелкий пакостник, которому нравится только сеять зло.

— Вы могли бы для начала поздороваться, это было бы вежливее, — огрызнулся он, не протянув мне руки; я не подозревал, что он способен на такую резкость, настолько в ней не было никакой логической связи с тем, что он обычно говорил: это был вопль души, исторгнутый чувством. Дело в том, что все мы твердо намерены не показывать наших чувств, а потому никогда не задумывались над тем, как их выражать. Но внезапно в нас подает голос омерзительный незнакомый зверь, и тот, к кому обращена эта невольная, отрывочная и почти неудержимая откровенность, повествующая о нашем недостатке или пороке, пугается, как от внезапной исповеди, когда ее косноязычно, обиняками обрушивает на него преступник, не сумевший удержаться от признания в убийстве, в котором вы и не думали его подозревать. Конечно, я прекрасно знал, что идеализм, и даже субъективный идеализм, не мешает великим философам быть чревоугодниками или настойчиво добиваться звания академика. Но право же, не стоило Леграндену так часто напоминать, что он не от мира сего, коль скоро все его конвульсивные порывы ярости или любезности обусловлены желанием получше устроиться именно в нашем мире.

— Разумеется, не могу же я вести себя как грубиян, — продолжал он, понизив голос, — когда меня двадцать раз кряду терзают приглашениями, несмотря на то что я имею право на свободу.