Читаем Сторона Германтов полностью

— У этих цветов воистину небесный розовый цвет, — сказал Легранден, — я хочу сказать, цвет розовеющего неба. — Тут он перешел на шепот, чтобы никто не услышал, кроме маркизы. — Впрочем, нет: в вашем изображении мне видится скорее шелковистость, живая алость. Ах, вы намного превзошли Пизанелло и ван Хёйсума[116] с их кропотливым и безжизненным гербарием.

Даже самый скромный художник никогда не станет возражать, если его предпочтут соперникам; он лишь постарается воздать им должное.

— У вас создается такое впечатление, потому что они писали цветы своего времени, которых мы уже не знаем, но при этом они владели замечательным искусством.

— Ах вот оно что, цветы своего времени, как это необычайно, — воскликнул Легранден.

— В самом деле, у вас прекрасно получился вишневый цвет… или майские розы, — сказал историк Фронды, немного сомневаясь насчет цветов, но с уверенностью в голосе, потому что он уже начал забывать инцидент с шляпами.

— Нет, это яблоневый цвет, — возразила герцогиня Германтская, обращаясь к тетке.

— Да, вижу, что ты настоящая деревенская жительница, распознаешь цветы, как я.

— О да, что правда, то правда! Но я думал, что яблоневый цвет уже отошел, — наудачу заметил историк Фронды, желая загладить свой промах.

— Нет, наоборот, яблони еще не цвели, они зацветут только недели через две-три, — вмешался архивист, который отчасти имел дело с собственностью г-жи де Вильпаризи, а потому лучше знал о том, что творится в деревне.

— Да, причем только в окрестностях Парижа, где они всегда цветут раньше. В Нормандии, например, у его отца, — сказала герцогиня, кивая на герцога де Шательро, — великолепные яблоневые сады на берегу моря, как на японской ширме, вот они по-настоящему расцветают только после двадцатого мая.

— Я этого никогда не вижу, — сказал молодой герцог, — у меня от цветов сенная лихорадка, такая досада.

— Сенная лихорадка? Первый раз слышу, — изрек историк.

— Это модная болезнь, — заметил архивист.

— Между прочим, когда год яблочный[117], ее может и не быть. Как сказал тот хитрый нормандец: если год яблочный… — сказал г-н д’Аржанкур, который был не вполне французом и старался выглядеть настоящим парижанином.

— Ты права, — ответила племяннице г-жа де Вильпаризи, — это с юга. Мне прислала эти ветки в подарок одна цветочница. Вас удивляет, господин Вальнер, — обратилась она к архивисту, — что цветочница присылает мне в подарок цветущие ветви? Но, хоть я и стара, у меня немало знакомых и друзья тоже есть, — с простодушной улыбкой добавила она, но мне показалось, что именно потому, что у нее были такие блестящие знакомства, ей было особенно лестно похваляться дружбой с цветочницей.

Блок встал и тоже подошел полюбоваться цветами, которые рисовала г-жа де Вильпаризи.

— Ну что ж, маркиза, — произнес историк, вновь усаживаясь на свой стул, — даже если разразится одна из тех революций, что так часто затопляли кровью историю Франции, а ведь Господи Боже мой, в наше время все может быть, — добавил он, окинув всех присутствующих бдительным взглядом, словно проверяя, не затесался ли в салон кто-нибудь неблагонадежный, чего у него, впрочем, и в мыслях не было, — с подобным талантом и знанием пяти языков вы наверняка не пропадете. — У историка было легко на душе, потому что он позабыл о своей бессоннице. Но внезапно он вспомнил, что не спал уже шесть ночей, и тяжелая усталость, вспыхнув у него в мозгу, сковала ему ноги, согнула плечи, а скорбное его лицо по-стариковски поникло.

Блок всплеснул руками, желая выразить свое восхищение, и локтем опрокинул вазу, так что вся вода пролилась на ковер.

— Воистину у вас волшебные пальцы, — сказал маркизе историк, который в этот момент сидел ко мне спиной и не заметил, какой промах совершил Блок.

А тот решил, что эти слова относятся к нему, и, чтобы скрыть, как ему стыдно за свою неуклюжесть, ответил дерзостью:

— Это совершенно неважно, я не вымок.

Г-жа де Вильпаризи позвонила, пришел лакей, вытер ковер и собрал осколки. Маркиза пригласила обоих молодых людей и герцогиню Германтскую на свой утренний прием, причем герцогине сказала:

— Не забудь сказать Жизели и Берте (герцогиням д’Обержон и де Портфен), чтобы пришли немного раньше двух и мне помогли, — таким тоном она приказала бы дополнительным метрдотелям прийти заранее, чтобы разложить фрукты в вазы.

Перейти на страницу:

Все книги серии В поисках утраченного времени [Пруст] (перевод Баевской)

Комбре
Комбре

Новый перевод романа Пруста "Комбре" (так называется первая часть первого тома) из цикла "В поисках утраченного времени" опровергает печально устоявшееся мнение о том, что Пруст — почтенный, интеллектуальный, но скучный автор.Пруст — изощренный исследователь снобизма, его книга — настоящий психологический трактат о гомосексуализме, исследование ревности, анализ антисемитизма. Он посягнул на все ценности: на дружбу, любовь, поклонение искусству, семейные радости, набожность, верность и преданность, патриотизм. Его цикл — произведение во многих отношениях подрывное."Комбре" часто издают отдельно — здесь заявлены все темы романа, появляются почти все главные действующие лица, это цельный текст, который можно читать независимо от продолжения.Переводчица Е. В. Баевская известна своими смелыми решениями: ее переводы возрождают интерес к давно существовавшим по-русски текстам, например к "Сирано де Бержераку" Ростана; она обращается и к сложным фигурам XX века — С. Беккету, Э. Ионеско, и к рискованным романам прошлого — "Мадемуазель де Мопен" Готье. Перевод "Комбре" выполнен по новому академическому изданию Пруста, в котором восстановлены авторские варианты, неизвестные читателям предыдущих русских переводов. После того как появился восстановленный французский текст, в Америке, Германии, Италии, Японии и Китае Пруста стали переводить заново. Теперь такой перевод есть и у нас.

Марсель Пруст

Проза / Классическая проза
Сторона Германтов
Сторона Германтов

Первый том самого знаменитого французского романа ХХ века вышел более ста лет назад — в ноябре 1913 года. Роман назывался «В сторону Сванна», и его автор Марсель Пруст тогда еще не подозревал, что его детище разрастется в цикл «В поисках утраченного времени», над которым писатель будет работать до последних часов своей жизни. «Сторона Германтов» — третий том семитомного романа Марселя Пруста. Если первая книга, «В сторону Сванна», рассказывает о детстве главного героя и о том, что было до его рождения, вторая, «Под сенью дев, увенчанных цветами», — это его отрочество, крах первой любви и зарождение новой, то «Сторона Германтов» — это юность. Рассказчик, с малых лет покоренный поэзией имен, постигает наконец разницу между именем человека и самим этим человеком, именем города и самим этим городом. Он проникает в таинственный круг, манивший его с давних пор, иными словами, входит в общество родовой аристократии, и как по волшебству обретает дар двойного зрения, дар видеть обычных, не лишенных достоинств, но лишенных тайны и подчас таких забавных людей — и не терять контакта с таинственной, прекрасной старинной и животворной поэзией, прячущейся в их именах.Читателю предстоит оценить блистательный перевод Елены Баевской, который опровергает печально устоявшееся мнение о том, что Пруст — почтенный, интеллектуальный, но скучный автор.

Марсель Пруст

Классическая проза

Похожие книги