— Вы превосходно несете вашу службу, — сказал тот от застенчивости и ради того, чтобы снискать сочувствие окружающих.
И украдкой бросил заговорщицкий взгляд на тех, чью шутку повторил.
— Скажите, милая тетя, — спросил герцог Германтский у г-жи де Вильпаризи, — кто этот господин весьма приятной наружности, уходивший, когда я пришел? Я, должно быть, с ним знаком, потому что он со мной раскланялся по-дружески, но я его не признал: вы же знаете, у меня нет памяти на имена, — добавил он с довольным видом.
— Господин Легранден.
— Ах вот оно что. У Орианы есть кузина, урожденная Гранден. Я их прекрасно знаю, это Грандены де л’Эпервье.
— Нет, — возразила г-жа де Вильпаризи, — ничего общего. Эти просто Грандены, без Эпервье. Зато согласны на любую роль, лишь бы вам угодить. Сестру этого господина зовут госпожа де Камбремер.
— Да ладно вам, Базен, вы прекрасно знаете, кого тетя имеет в виду, — с негодованием воскликнула герцогиня, — он брат той травоядной толстухи, которую вы по каким-то непостижимым соображениям прислали мне в гости на этих днях. Она просидела час, я думала, что сойду с ума. Но сперва, видя, как ко мне входит незнакомая особа, похожая на корову, я подумала, что это у нее не все дома.
— Послушайте, Ориана, она спросила у меня, когда вы принимаете, не мог же я вести себя как грубиян, и потом, вы преувеличиваете, не похожа она на корову, — добавил он плаксивым тоном, ухитряясь одновременно окинуть гостей смеющимся взглядом.
Он знал, что остроумие его жены необходимо подстегивать противоречиями, основанными на здравом смысле, например, заметить, что женщину невозможно принять за корову; тогда герцогиня, расцвечивая новыми красками первоначальный образ, часто выдавала самые свои блистательные остроты. И герцог прикидывался наивным, чтобы незаметно поспособствовать успеху ее шутки: так в поезде человеку, оказывающему карточные фокусы, пособляет тайный соучастник.
— Согласна, она похожа не на корову, а на нескольких коров сразу, — воскликнула герцогиня Германтская. — Клянусь, я даже растерялась, видя, как в мой салон входит стадо коров в шляпке и спрашивает, как я поживаю. С одной стороны, мне хотелось ответить: «Эй, стадо коров, это недоразумение, мы не можем быть с тобой знакомы, потому что ты стадо коров», а с другой стороны, я порылась в памяти и в конце концов уверовала, что ваша Камбремерша — инфанта Доротея, говорившая мне, что как-нибудь ко мне заедет: в ней тоже есть нечто коровье, так что я чуть не сказала ей «ваше королевское высочество» и готова была обратиться к стаду коров в третьем лице. Вдобавок у нее такой же зоб, что у королевы Швеции. Впрочем, ее прямая атака была по всем правилам искусства подготовлена артиллерийским обстрелом. До этого она бог знает как долго бомбардировала меня визитными карточками, я находила их повсюду, под столами, под диванами, как рекламные листовки. Цель этой рекламы была мне неведома. В доме только и видно было что «маркиза и маркиз де Камбремер» с не помню каким адресом, да я и решила никогда им не пользоваться.
— Однако сходство с королевой весьма лестно, — заметил историк Фронды.
— О господи, месье, ну что такое в наше время короли и королевы! — сказал герцог Германтский, притязавший на остроумие и современные взгляды, а кроме того, желавший показать, насколько равнодушен к своим связям с королевским домом, хотя на самом деле он их весьма ценил.
Блок и г-н де Норпуа тем временем встали и перебрались поближе к нам.
— Месье, — произнесла г-жа де Вильпаризи, — вы поговорили с ним о деле Дрейфуса?
Г-н де Норпуа возвел глаза к небу, словно призывая всех в свидетели, исполнения каких чудовищных капризов требует его Дульсинея. Тем не менее он успел порассуждать с Блоком, причем очень благожелательно, об ужасных или даже убийственных годах, которые переживает Франция. Скорее всего, это означало, что г-н де Норпуа (которому, кстати, Блок признался, что верит в невиновность Дрейфуса) был пламенным антидрейфусаром, а потому его манера признавать правоту собеседника, выражать уверенность, что они, в сущности, придерживаются одного мнения, намекать, что они с Блоком единомышленники и способны вместе влиять на правительство, — все это льстило тщеславию Блока и дразнило его любопытство. Что это были за важные вопросы, по которым, если верить маркизу, он имел вроде бы единое мнение с Блоком, что он на самом деле думал о деле Дрейфуса, в каком смысле это могло их объединять? Блок был изумлен, что между ним и г-ном де Норпуа наметилось некое согласие, тем более что выходило, будто это согласие распространяется не только на политику, благо г-жа де Вильпаризи успела подробно поговорить с г-ном де Норпуа о литературных занятиях Блока.
— Вы принадлежите другому времени, — говорил ему бывший посланник, — и я вас с этим поздравляю, вы как-то выбиваетесь из нынешней эпохи, ведь никого больше не интересуют бескорыстные исследования, а публике продают лишь глупости да непристойности. Если бы у нас было правительство, ваши усилия не остались бы без поощрения.