Сторона Германтов

Я даже не ответил посольше: мне хотелось послушать про генеалогию. Там было много несущественного. В разговоре даже выяснилось, что один неожиданный брачный союз, о котором мне рассказал герцог Германтский, на самом деле был мезальянсом, хоть и не лишенным очарования: во время июльской монархии он объединил семейными узами герцога Германтского и герцога де Фезенсака с двумя прелестными дочерьми прославленного мореплавателя и тем самым одарил двух герцогинь непредвиденной пикантностью, экзотическим и буржуазным очарованием, в котором было нечто луифилипповское и вместе с тем индусское. А при Людовике XIV один Норпуа женился на дочери герцога де Мортемара, чей прославленный титул в ту отдаленную эпоху глубоко впечатывался в имя Норпуа, представлявшееся мне тусклым и недостаточно древним, и придавал ему чеканную красоту медали. Кстати, в подобных случаях от сближения двух имен выигрывало не только менее известное: другое, чей блеск со временем уже успел примелькаться, сильнее поражало меня в этом новом, куда менее ярком сочетании — так среди портретов кисти прославленного колориста больше всего нас потрясает тот, где господствует черный цвет. Когда все эти имена занимали новые места рядом с другими, казавшимися мне такими от них далекими, они как будто обретали неожиданную подвижность, и дело было не только в моем невежестве; чехарда имен, происходившая сейчас у меня в голове, точно так же разыгрывалась в те давние времена, когда титул был накрепко привязан к землям и вместе с ними переходил из семьи в семью, так что, например, в такой прекрасной феодальной конструкции, как титул герцога Немурского или герцога де Шевреза, я обнаруживал поочередно прижавшихся друг к другу, как в гостеприимном домике рака-отшельника, какого-нибудь Гиза, какого-нибудь принца Савойского, Орлеанского или де Люина. Иногда за одну и ту же ракушку соперничало несколько претендентов: за княжество Оранжское — королевская семья Нидерландов и господа де Майи-Нель, за герцогство Брабантское — барон де Шарлюс и королевская семья Бельгии, а другие спорили за титулы принца Неаполя, герцога Пармского и герцога де Реджо. А иногда наоборот, владельцы ракушки давным-давно умерли, и мне даже в голову не приходило, что в совсем близкие к нам, в сущности, времена название такого-то замка могло быть фамилией семьи. Тем временем герцог Германтский в ответ на вопрос г-на де Монсерфейля произнес: «Нет, моя кузина была яростной роялисткой, она была дочерью маркиза де Фетерна, сыгравшего известную роль в войне шуанов», — и когда я отметил, что слово «Фетерн», которое со времен поездки в Бальбек представлялось мне названием замка, превратилось в фамилию, то есть в нечто для меня совершенно неожиданное, это поразило меня, как если бы в феерии башенки и лестница ожили и превратились в людей. В этом смысле можно сказать, что история даже в виде простой генеалогии способна вдохнуть жизнь в старые камни. Были в парижском обществе и другие люди, игравшие в нем такую же значительную роль, как герцог Германтский или герцог де Тремуйль, точно так же восхищавшие всех своими манерами и остроумием и принадлежавшие к таким же знатным семействам. Но сегодня они забыты, потому что не оставили потомства, и даже имена их кажутся незнакомыми, потому что больше не звучат в разговоре; они остаются разве что в виде безличных названий, за которыми уже не различишь человеческого имени, названий какого-нибудь замка или отдаленного селения. Недалек тот день, когда путник, странствующий по отдаленным уголкам Бургундии, остановится в деревушке Шарлюс, чтобы осмотреть церковь, и если он недостаточно начитан или в спешке пренебрег осмотром надгробий, то так и не узнает, что Шарлюс — это имя человека, отмеченного истинным величием. Эта мысль напомнила мне, что пора уезжать: пока я слушал, как герцог Германтский рассуждает о генеалогии, приблизилось время свидания с его братом. И кто знает, — думалось мне, — быть может, и сам Германт когда-нибудь покажется не более чем географическим названием, и только археологи, случайно останавливаясь в Комбре, если у них достанет терпения выслушать перед витражом Жильбера Злого рассказы преемника Теодора или прочесть путеводитель, составленный кюре, будут знать, что это не так. Но пока великое имя не угасло, оно озаряет ярким светом тех, кто его носит; вероятно, в этом отчасти и заключался для меня интерес к прославленным семействам: меня пленяла возможность, начиная с нынешнего дня, проследить их судьбу, переходя со ступеньки на ступеньку, забираясь в XIV век и даже раньше; минувшее непроглядной тьмой покрыло истоки буржуазных семейств, однако я мог отыскать в нем мемуары и переписку всех предков г-на де Шарлюса, принца Агриджентского, принцессы Пармской, а значит, в ослепительно ярком свете великого имени, обращенном в прошлое, разглядеть истоки и постоянство нервных реакций, наследственных пороков, распутства тех или этих потомков рода Германтов. Из века в век члены этой семьи чуть не патологически похожи на сегодняшних и возбуждают страх и интерес тех, с кем состоят в переписке, — от принцессы Палатинской и г-жи де Моттвиль и раньше до принца де Линя и позже.