В вестибюле я спросил у лакея мои snow-boots[372] — я надел их, потому что, когда уходил из дому, с неба упало несколько снежинок, быстро превратившихся в грязь, и не подумал, что они не слишком элегантны; теперь же, видя на всех лицах усмешки, я устыдился, особенно когда заметил, что принцесса Пармская еще не уехала и видит, как я натягиваю мои американские боты. Принцесса подошла ко мне.
— О, какая прекрасная мысль, — воскликнула она, — какой вы умница! Надо бы нам такие купить, — добавила она, обращаясь к своей фрейлине, и на ухмыляющихся лицах лакеев тут же изобразилась почтительность, а гости окружили меня, расспрашивая, где мне удалось достать такую прекрасную вещь. — В этой обуви, — продолжала принцесса, — вы можете идти как угодно далеко, даже если снег пойдет опять; погода над вами не властна.
— О, на этот счет ваше королевское высочество может не беспокоиться, — с хитрым видом возразила фрейлина, — снега больше не будет.
— Откуда вы знаете? — язвительным тоном заметила милейшая принцесса Пармская, которую не злило ничего, кроме глупости ее придворной дамы.
— Я совершенно уверена, ваше высочество, снега больше не будет, это физически невозможно.
— Но почему?
— Снега больше не будет, потому что для этого сделано все необходимое: дороги посыпали солью!
Простодушная фрейлина не заметила, как рассердилась принцесса и развеселились все прочие, потому что, никак не унимаясь, сказала мне с милой улыбкой, не обращая внимание на то, что я отрицал какую бы то ни было связь с адмиралом Жюрьеном де Ла Гравьером: «Впрочем, не все ли равно? У молодого человека моряцкая закваска, он непогоды не боится. У него это в крови».
А герцог Германтский проводил принцессу Пармскую и сказал мне, взяв мое пальто: «Дайте-ка я пособлю вам с вашей одежкой». Причем он даже не улыбался: именно подчеркнутая безыскусность, с которой Германты произносили самые простонародные выражения, придавала этим выражениям аристократизм.