Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

В 13-й главе Апокалипсиса рассказывается о том, как двурогий Зверь-Лжепророк повелит живущим на земле сотворить образ семиглавого и десятирогого Зверя-Антихриста и вложит в него дух, так что тот сможет действовать и говорить, а все, кто откажутся ему поклониться, будут убиты. В средневековых иллюминированных Апокалипсисах «оживший» образ Антихриста изображали либо как изваяние, стоящее на колонне или на алтаре, либо как Зверя, взгромоздившегося на алтарь или колонну. Здесь Лжепророк в монашеском облачении приводит людей поклониться истукану Антихриста, установленному в небольшой часовенке, словно статуя Богоматери или кого-то из святых.

На «портретах» Антихриста в облике человека нимб появляется гораздо реже, и тут это скорее часть его маскировки – претензии на то, что он и есть Мессия. Например, на одной из миниатюр Апокалипсиса, заказанного в 1428 г. савойским герцогом Амадеем VIII, Антихрист появляется в двух обличьях: как псевдомонах, стоящий за кафедрой, и как зверь, выходящий из моря. Вокруг головы проповедника, который на самом деле не спасает, а губит души, изображен крещатый нимб, обычно зарезервированный за Христом.

Антихрист – это анти-Христос, который соблазняет людей ложными чудесами: от мнимого воскресения умерших до попытки имитировать собственное воскрешение и вознесение на небеса. Поэтому антихристовы нимбы, часто не отличающиеся по цвету и форме от нимбов Христа и святых, демонстрировали его претензию на святость (363). Порой «сын погибели», словно Господь во славе, даже представал в мандорле – ореоле небесной славы (364).

Иуда – антиапостол

Как изобразить Иуду Искариота – апостола-предателя, главного антигероя евангельской истории: с нимбом или без? Этот вопрос был особенно актуален на бесчисленных сценах Тайной вечери – последней трапезы Христа с двенадцатью учениками, на которой он установил таинство евхаристии и предсказал собравшимся, что будет предан одним из них, но прямо не сказал кем, а его намека другие ученики не поняли.

363. Всемирная хроника. Бавария (Германия), ок. 1450 г. München. Bayerische Staatsbibliothek. Ms. Cgm 426. Fol. 77v

Подражая Христу, Антихрист с помощью бесов пытается симулировать свое вознесение на небеса с Елеонской (Масличной) горы в Иерусалиме. Однако архангел Михаил, за которым изображен сам Господь, убивает его и низвергает на землю. Как емко сформулировал в XIII в. доминиканский богослов Жан Парижский, «и так он низвергся туда, откуда Христос вознесся». В протестантской визуальной пропаганде – например, в памфлете Мартина Лютера «Пассионал Христа и Антихриста» (1521 г.), который снабдил гравюрами Лукас Кранах, – этот сюжет ждало большое будущее. Слева на развороте читатель видел Христа, возносящегося на небеса, а справа – его дьявольскую противоположность – папу римского в тройной тиаре, который вместе с бесами летел в огонь преисподней.

На раннесредневековых изображениях Тайной вечери Иуда по своему внешнему облику почти никак не выделялся из числа других апостолов. В пасхальной трапезе учеников вокруг Христа видели, прежде всего, первую евхаристию и символ Церкви – сообщества верных, вкушающих тело и кровь Богочеловека. На этом фоне изобличение Иуды отходило на второй план.

Главное, что выдавало отступника, – это его жесты. В Евангелии от Иоанна (13:26) Христос говорит, что его предаст тот, кому он подаст кусок, а у Матфея (26:23) и Марка (14:20) – что тот, кто вместе с ним обмакнет кусок в одно блюдо. Поэтому, если на изображении Тайной вечери зритель видел апостола, тянущегося к тарелке с хлебом (символом евхаристии) или рыбой (символом Христа), он, зная евангельский текст, сразу же мог понять, что перед ним предатель. Кроме того, Искариота отсаживали по другую сторону стола или на его край; изображали всех остальных фронтально или в три четверти, а его – в профиль или показывали, как ему в рот в облике черной птицы влетает дьявол (365).

К позднему Средневековью и сам облик Иуды приобрел откровенно демонические черты. Свою роль тут сыграли и изменения самого визуального языка, который стал намного внимательнее к внешнему облику и физиогномике персонажей, а потому стремился сделать злодейство зримым через их черты лица и жестикуляцию; и пламенный культ Страстей Христовых, который не мог обойтись без максимально отталкивающих фигур палачей – тех, кто предал, высмеивал, истязал и распял Иисуса; и мощный всплеск церковного антииудаизма – клирики преподносили Иуду как воплощение «иудейства», а евреев обвиняли в алчности, коварстве и духовной слепоте. Потому иконография Иуды превратилась в матрицу юдофобской карикатуры.

364. Богослужебная рукопись. Монастырь Шайерн (Германия), ок. 1215–1230 гг. München. Bayerische Staatsbibliothek. Ms. Clm 17401. Fol. 18v