Страна имен. Как мы называем улицы, деревни и города в России

Москвичи окрестили его «Дом с беременными кариатидами». Оказалось, до революции здесь был самый изысканный бордель Сухаревки – «Рудневка»! Большой Головин переулок, 22. Фотография Сергея Никитина

Писатель Петр Боборыкин так живописал Соболев переулок: «По всему переулку вверх, до перекрестка Грачевки, даже до вечерней темноты, идет, и в будни и в праздники – грязный и откровенный разгул. Ни в одном городе, не исключая Парижа, вы не найдете такого цинического проявления народного разврата, как в этой местности Москвы». В Малом Колосовом переулке «подъезды этих заведений, выходящие на улицу, освещались обязательно красным фонарем, а в глухих дворах ютились самые грязные тайные притоны проституции, где никаких фонарей не полагалось и где окна завешивались изнутри (интересно, а как еще завешивают окна? – С. Н.)…» – писал знаток московского быта Владимир Гиляровский.

В какой-то момент домовладельцам бордельного района захотелось начать с чистого листа, и они попросили Городскую думу переименовать сретенские переулки. Так в 1906 году были заменены сразу шесть названий:

Соболев – Большой Головин;

Головин – Малый Головин;

Большой Колосов – Большой Сухаревский;

Малый Колосов – Малый Сухаревский;

Сумников – Пушкарев;

Мясной – Последний.

Старые названия были вполне безобидны с точки зрения семантики, а новые – нейтральны. На Сретенке стали строить новые доходные дома в стиле модерн, довольно плотно, образуя иной раз дворы-колодцы, как в Петербурге… но все же средний класс на Сретенку до революции не поехал. Старожилы любят показывать на беременных кариатид на одном из жилых домов, намекая на назначение квартир в этом здании, но архивных работ по дореволюционной проституции на Сретенке и в Москве в целом еще никто не проводил. Полагаю, что урбанистическая революция тут не случилась еще и потому, что рядом был громадный Сухаревский рынок, место шальное.

В те же годы в Петербурге ходатаи попросили переименовать переулок с публичными домами Фонарный, что в пяти минутах ходьбы от Исаакиевского собора – в Сербский: из‐за близости посольства братского королевства (сейчас на этой улице расположено генеральное консульство Гватемалы). Отцы города порыв не оценили и предложили ходатаям закрыть порочащий переулок бизнес.

Жизнь на Новосолдатской улице Нижнего Новгорода и в Кунавине так описал в автобиографической повести «В людях» Горький (1914): «Кругом было так много жестокого озорства, грязного бесстыдства – неизмеримо больше, чем на улицах Кунавина, обильного «публичными домами», «гулящими» девицами. В Кунавине за грязью и озорством чувствовалось нечто, объяснявшее неизбежность озорства и грязи: трудная, полуголодная жизнь, тяжелая работа. Здесь жили сытно и легко, работу заменяла непонятная, ненужная сутолока, суета. И на всем здесь лежала какая-то едкая, раздражающая скука».

А вот жители Ямской улицы Киева в 1880‐е годы сами попросили у властей расквартировать у себя проституток, справедливо считая этот бизнес прибыльным. Вот как об этом было написано в фельетоне, опубликованном в консервативной газете «Киевлянин»: «На днях от жителей Ямской улицы Лыбедского участка поступило к и[исполняющему] д[елами] губернатора прошение приблизительно следующего содержания: „Так как вы будете в затруднении, куда перевести дома терпимости с Эспланадной улицы, а по закону они должны быть на окраине города, то посему мы, жители Ямской улицы, заявляем, что наша улица вполне подходит под дома терпимости. Переселите их к нам, и наше благосостояние этим улучшится, потому что под такие дома квартиры идут дороже. Мы же теперь не имеем никаких доходов, а налоги и городские потребности уплачиваются нами наравне с жителями центральной части Киева“».

И Яма расцвела – в 1909 году Александр Куприн описал ее в одноименной повести: «На улице точно праздник – Пасха: все окна ярко освещены, веселая музыка скрипок и роялей доносится сквозь стекла, беспрерывно подъезжают и уезжают извозчики. Во всех домах двери открыты настежь, и сквозь них видны с улицы: крутая лестница и узкий коридор вверху, и белое сверкание многогранного рефлектора лампы, и зеленые стены сеней, расписанные швейцарскими пейзажами…» В наше время это тоскливая, пустая промзона близ станции метро «Палац Україна» («Дворец Украина»). Такое же впечатление оставляют практически все описанные выше улицы в разных уголках бывшей империи. При Потаскуе было веселее.

Глава 29. ПРОБЛЕМА РОЗЫ В РУССКОЙ ЖИЗНИ