Страна Соболинка

Лето в горы приходит поздно. Внизу, в глубоких распадках, давно распустились клейкие листочки березы и ольхи, на пихтовых деревьях затвердела светло-зеленая хвоя, напитанные соком земли травы подтянулись к поясу, на скалах насочился бадан, посветлели реки. На высоте полутора тысяч метров ласковый май задержал наступление продолжения жизни на три недели. К первым числам июня снег растаял только на солнопеках. Бархатная зелень луговых полян недавно затрепетала на ветру стойкими побегами. Стелящиеся кусты кашкары, шикши, цепкого стланика набухли соком оттаявшей земли. На приземистых кедрах вчера лопнули липкие почки новой хвои. Запах тающего грязного снега смешался с теплотой нагретых солнцем камней, первыми ароматами голубых подснежников, холодом северных ледников, прелью гниющих, упавших зимой стволов деревьев. Мягкие переливы восходящих паров затуманили рваную линию горизонта. Близкие и далекие гольцы расплылись под взглядом матовой оболочкой – верный признак активно бегущего к холодным вершинам лета. Стоит вдохнуть полной грудью неповторимые сочетания прелестей гор – и сразу понятно, где и как рождается жизнь.

На открытых просторах – дневная пустота. В это время года увидеть зверя непросто. У парнокопытных – время отела, чуткие маралухи и оленухи забились в курослеп пихтача, сохраняя новоявленное потомство. Хозяин тайги, медведь, в этот час отдыхает в переплетениях стланика, перерабатывая сладкие корешки. Росомаха и соболь забились по дуплам после ночной охоты. Кабарга поднялась на скалистый отстой, прикрывая глупых оленят своим телом. Мелкие грызуны и хищники спрятались в норках. Птичья братия умолкла до благодатного часа. Даже ширококрылый коршун, выбивая из тела старые перья, надолго уселся на теплый камень отвесной скалы. Кажется, что горный мир вымер: нет зверя, птиц и даже следов. Однако это не так. Любой опытный охотник скажет, почему в этот час опустела тайга. Утренние следы животных исчезли под жарким солнцем, снег плавится на глазах, а быстро растущая трава поднимается в час по сантиметру.

Крестовый и Осокольчатый гольцы в эти дни немного подобрели. Южные склоны гор оделись в светлые праздничные тона. Вертикальные ручьи загремели сплошным грязным водопадом. Плотная стена таежного пояса приосанилась в зеленом наряде. Рваные пятна нерастаявшего снега покрылись неестественной желтоватой пеленой. Два высоких могучих пика как будто стали ниже, приосанились, нарядились, отдавая дань почтения продолжению жизни: «Смотрите, мы приветствуем лето!» И лишь только в северных каньонах, скрываемых от жарких лучей небесного светила, бесполезным грузом времени держались огромные сплошные ледники, толстые надувы снега, под которыми спряталась зима.

На базовой избе Макаровых – благодать. Полуденное солнце жжет тело Анатолия, яркие лучи играют по тощему животу и сильным ногам. Он лежит на спальнике на спине, сложил на груди руки лодочкой, закрыл глаза кепкой: дремлет и загорает. Редкие, проснувшиеся от зимней спячки комары, вьются над ним, садятся на кожу, но тут же взмывают вверх: отвар из корня пырея пугает их.

Рядом с Анатолием горит сбитая из глины печка. Вместо плиты над огнем булькает овальный казан. В казане кипит мясо марала. Рядом, на длинном тесовом столе, приготовлены стеклянные банки под тушенку. Возле печки кучей навалены дрова. Толик должен периодически «подкармливать» печку сухими поленьями, но разнежился, пригрелся и уснул.

Заслышав его тяжелое дыхание, она поняла, в чем дело, тихо подошла, подбросила на угли дрова, помешала веселкой мясо, присела рядом. Уставший взгляд девушки скользнул по торсу Анатолия вверх-вниз и обратно. Она негромко вздохнула: «Вот кому не надо заботиться о своей фигуре, качать пресс, следить за животом. Гончий пес хряком не будет! Вот ведь, и комары не кусают». Замахала перед собой ладошками. Она тоже хотела позагорать, закатала походные штаны выше колен, осталась в футболке, связала сзади в узел волосы. Однако кровососущие твари как будто этого и ждали! Почувствовав желанный запах холеного тела, они всей таежной братией облепили девушку со всех сторон, не давая ей вздохнуть. Какое-то время Ира терпела, вставала под дым, топтала босыми ступнями молодую траву на поляне, но потом не выдержала, убежала в избушку.

– Что ты? – спросила Вера, увидев ее красные глаза.

– Комары… – едва не заплакала та. – Толика не кусают, а меня…

Вера засмеялась, достала с полки пузырек, протянула:

– На вот, помажься. Ни одна мошка не прилипнет!

– А он… Намазался? – понизив голос, спросила девушка.

– Конечно! А как же голым телом на солнце в тайге? Враз заедят.

– А мне не сказал… еще издевается!

Из бани пришел Макар, изнывая от задуманного, облокотился в проходе. Плечи шестнадцатилетнего юноши заслонили выход из зимовья, напустили темноту. Вера выглянула из избы, немного испугалась, узнала в сыне мужа, но потом справилась с чувствами:

– Ну, что свет загородил? Итак ничего не видно.

Макар отошел в сторону, присел на чурку, опять стал упрашивать:

– Ма! Я пойду?