День стал уходить, все кроме Давыдова, который, как всегда, был спокоен, и Абызова, как всегда потягивавшего сигару, несколько занервничали: мы реально оказывались посреди Байкала. По плану в этой ситуации надо оставлять технику на льду и перебираться на вертолете на Ольхон. Но оказалось, что вертолёт маленький, а лететь до Ольхона долго, ненамного быстрее, чем ехать. И поднять в воздух можно было только четырех человек. Ночь сгущалась, мы остались на льду и расставили палатки. Днём припекало солнышко, день был почти весенним, и гонки на снегоходах казались беззаботной прогулкой. А когда посреди Байкала наступает ночь, и ночь морозная, и когда понимаешь, что не то что туалета, а просто безветренного места не найти, это уже не приключение, а испытание. По лагерю мрачно бродил Карстен с зубной щёткой и с сильным акцентом спрашивал: «Где здесь умыть зубы?». Понятно, что зубы можно «умыть» в расколе, в трещине, и в эту же трещину можно провалиться.
Единственное, что оправдывало наше пребывание в морозную ночь на льду Байкала, это ярчайшее небо. Я вспомнил небо в пустыне Кызылкум, когда вот такое же ощущение, что находишься не в каком-то конкретном месте, будь то поле, пустыня или озеро, ты находишься на планете Земля. Невозможное количество звёзд! На небе, что называется, нет свободного места. Нереально, необъяснимо, непередаваемо…
Мы с Лёшей Чубайсом поставили большую палатку, считая, что будем в ней спать одни. Но пока мы её раскладывали, к нам как-то так мягко присоединился Карстен, потом Боря Вайнзихер, потом еще кто-то. После чая и ужина, приготовленного на примусах, заснули вповалку.
Перед тем, как заснуть, мы отчетливо слышали лай собак. Наш проводник Юра, который 30 лет водит по Байкалу всякие экспедиции и знает здесь каждый залив, косу, прибрежную гряду гор, говорил, что это места абсолютно безлюдные, и на берегу никого не может быть. Нам же казалось, что вдали брезжит какой-то огонёк, но в силу усталости приняли его за мираж. И про лай собак я тоже думал, что мне послышалось. А кто-то из наших сказал: «Лёд жутко трещит. Знаете, ребята, здесь очень опасно спать».
Когда мы выбрались поутру из палаток, обнаружили метрах в десяти от лагеря довольно большую полынью. Получалось, что мы находимся на почти оторвавшейся льдине, и с большим льдом ее связывает только узкий перешеек. А Юра, оказывается, успел сходить на берег и действительно встретил там людей — охотников в зимовке, и, конечно же, у них были собаки. Охотники рассказали, что ночью на Байкале произошло одно из многочисленных землетрясений, и именно по этой причине лед так разошелся. Задача на ближайший день — добраться до Ольхона, — еще больше осложнилась.
Движемся медленно и через некоторое время выезжаем на идеально чистый лёд. Вот тут наши снегоходы и джипы стали по большей части крутиться и вращаться вокруг своей оси, а не двигаться вперед. Ехать стало почти невозможно. Несколько раз я довольно серьёзно упал. Правда, стыда не испытывал, потому что падали все, даже бывалые, а не только те, кто, как я, сидел на снегоходе второй раз в жизни. Тем не менее, я пытался удерживать агрегат в устойчивом состоянии и рулить, но это получалось, мягко говоря, не всегда.
На одной из коротких остановок я ещё раз подошёл к своему «тренеру» Лёше Чубайсу и все же спросил, отчего я все время скольжу и падаю. Он говорит: «А что вы делаете?». Отвечаю: «Я делаю ничего. Вы мне сказали, что, как только начинается занос, не сопротивляться, а только молиться. Может быть, я падаю, потому что молиться не умею?» — «Нет, молиться надо только тогда, когда вы понимаете, что точно упадёте. До этого нужно всё-таки пытаться удержать руль и снегоход выпрямить». Кажется, я усвоил урок, потому что на следующем участке шёл пусть далеко не первым, но уже в середине конвоя.
А дальше началось сплошное ровное снежное поле — идеальное пространство для гонок на снегоходах. С ужасом поглядываю на спидометр: 120, 140 километров в час. Обошел всех, кроме Давыдова и Абызова. Они «главные», и должны идти первыми. Саша Давыдов идеально чувствует дорогу, идеально проскальзывает между торосами, идеально пролетает трещину в том месте, где другой бы притормозил и влетел в ледяную байкальскую воду.
Ледяной ветер, многократно усиленный скоростью, поднимает из-под колес снежные вихри, и по строгим законам аэродинамики вокруг тебя образуется реальная, осязаемая труба, которая двигается вместе с тобой или двигает тебя, оставляя для обзора пространство лишь впереди. Не оглядываться, не смотреть по сторонам, вперед!