Странствия и путешествия

Еще не так давно синьоры не имели права держать владения на материке, но с тех недавних пор, что синьория расширила свои владения как на земле, так и на море, и появились большие провинции[316], получили они право обзаводиться наследственными поместьями на материке, как чтобы ездить развлекаться, так и чтобы было где укрыться, если случится какая-нибудь зараза на земле [Венеции]. Чтобы ни случилось, дож не имеет права покидать город, за исключением монастыря св. Георгия[317], что /212/ на расстоянии броска камня от дворца дожа по морю, и когда в городе болезнь, он может уезжать туда. И случилось однажды, что один дож из-за заразы уехал туда, а все остальные отправились на материк, так что остался в городе лишь бедный люд; и сказал один из родственников дожа: «Господин, тебе представился наилучший момент, как никогда никому не представлялся; у тебя вся казна Венеции, все полезные люди уехали, так что остался лишь бедный люд да иностранцы, так что ты свое возьмешь: завладей всей казной, возложи корону на голову, назовись королем Венеции, и навсегда останешься им!»; но дож очень осудил то, что тот сказал, и осталось все это в тайне. Через некоторое время, когда какие-то люди стали плохо отзываться о доже, рассказал тот его родственник о совете, что дал он дожу, и сказал: «Он многого заслуживает, ибо не захотел стать королем Венеции». И тотчас был он взят и приведен к синьорам, которые выносят решения, его строго допросили, чтобы рассказал, что известно ему об этом деле, и открыл он все; и отправились эти и остальные синьоры совета к дожу, и спросили его, правда ли это, и сказал тот, что произошло это в точности так, как рассказал им его родственник. И сию же минуту держали они совет об этом, и призвали /213/ дожа, и предстал он пред советом, и очень благодарили они его за верность, которую сохранил он родине, но поскольку он умолчал об этом, а могло это быть очень опасным, просили они его набраться мужества; и, велев оказать великие милости жене его, сыновьям и дочерям, велели отрубить ему голову, дабы никто не дерзал утаивать заговор против государства. И есть у них в той большой зале, о которой я говорил, гербы всех дожей от первого до нынешнего, а герб того, кого казнили, висит среди других закрытый черной завесой[318]; они гордятся тем, что, наказывая, оставляют что-нибудь в вечное напоминание об этом. Один из граждан составил заговор против города, и казнили его, и превратили его дом в мясную лавку, а его самого изобразили в виде статуи, повешенной на цепи; другого, также за совершенное преступление, казнили, и сделали так, что в его доме ни одна дверь не закрывается; и те, кто живут в том доме, живут на этом условии. Когда я был там, капитаном у них был граф Карменьола, и, говорят, узнали они, что замышляет он против них какую-то подлость, и велели они ему обязательно приехать [в Венецию], и взяли его, и вытащили ему язык через затылок, и подвергли многим другим /214/ безжалостным мучениям, пока он не умер[319], и погребли его в помойной яме, а сверху положили каменную плиту с надписью; «Здесь лежит предатель граф Карменьола». В этом городе много подобного рода вещей.

Здесь есть верфь[320], лучше которой нет, как в отношении артиллерии, так и в отношении необходимого для навигации; внутри нее морская вода, где корабли спускаются на воду после того, как они выходят из замка; там рассказали мне, что всего там военных, торговых и прочих галей, спущенных на воду, и других, что на стапелях, восемьдесят, и также несколько нав. И однажды, когда я выходил, отслушав мессу, из церкви св. Марка, увидел я, что идет по площади около двадцати человек, одни несли скамьи, другие столы, иные кресла, иные мешки с монетами; потом зазвучала труба и ударили в большой колокол, который называют полдневным, и через час площадь заполнилась народом, и получили они жалованье, и отправились на верфь. Перед ее воротами с одной и с другой стороны — широкая улица, а посередине — морская вода, и по одной стороне окна зданий верфи, и по другой тоже; и выплыла галея, которую тянул /215/ на буксире кораблик, и из одного окна выдавали такелаж, из другого запас хлеба, еще из одного оружие, из иного арбалеты и пушки, и так из всех [окон выдавалось] все необходимое, и когда [галея] дошла до конца улицы, внутри уже были нужные люди и все весла, и была оснащена она от носа до кормы; и таким образом вышло десять оснащенных галей с третьего до девятого часа, и просто уж не знаю как похвалить то, что видел я там: и устройство [галеи], и людей, которые работали внутри нее; я не видел ничего лучшего и не думаю, чтобы было где-нибудь в мире, и не сомневаюсь, что если захотели бы [венецианцы] распространить свою власть, то у врагов веры, находящихся в тех краях, не найдется ничего противопоставить их огромной власти, ни на море, ни на суше, и не отважатся они выйти в море.