Страсти и другие рассказы

Той ночью я работал до трех. Потом лег, не раздеваясь. На какие-то секунды я проваливался в сон, вздрагивал и снова просыпался. Сменяющие друг друга видения были удивительно яркими. Я слышал голоса, звон колоколов, пение, а открывая глаза, словно бы улавливал эхо. Сердце бешено колотилось, волосы вставали дыбом. Ко мне вернулась моя ипохондрия. Опять появились проблемы с дыханием. Наступивший день выдался дождливым. Выглядывая в окно, я неизменно видел католический похоронный кортеж, следующий к кладбищу Пованзки. А когда я наконец сел за перевод, в дверь постучала горничная Ядзя с сообщением, что меня спрашивает какая-то молодая дама.

Выяснилось, что это Ривкеле. Я не сразу ее узнал. На ней было элегантное пальто с лисьим воротником и изящная шляпка. В руках она держала зонтик и ридикюль. Она была пострижена под мальчика, а ее платье едва доходило до колен, как полагалось по последней моде. Я был таким измученным, что даже забыл удивиться. Ривкеле рассказала мне свою историю. В Старый Стыков приехал американец. Когда-то он был портным, но затем, по его словам, стал директором фабрики женской одежды в Нью-Йорке. Он был дальним родственником ее отца. Заверив семью Ривкеле, что в Америке развелся с женой, он принялся ухаживать за Ривкеле. Она порвала с Янче. Американец купил ей брильянтовое колье, свозил ее в Лемберг[11], водил по идишским и польским театрам, кормил в ресторанах, в общем, вел себя как перспективный жених. Они вместе съездили в Краков и Закопане. Ее родители требовали, чтобы он женился на Ривкеле, не откладывая, но он находил все новые и новые отговорки. Он развелся с женой по еврейскому закону, сказал он, но гражданской процедуры еще не было. Во время путешествия Ривкеле начала с ним спать. Она рассказывала и плакала. Он соблазнил ее и обманул. Оказалось, что он вовсе не владелец фабрики, а просто служащий. С женой он не разводился. У него было пятеро детей. Все это открылось, когда в Старый Стыков нагрянула его жена и закатила грандиозный скандал. В Ярославе и Пшемысле жили ее родственники: мясники, ломовые извозчики, — крепкие ребята. Они предупредили Мориса — так его звали, — что свернут ему шею. Они сообщили о нем в полицию, угрожали связаться с американским консулом. Кончилось тем, что он вернулся к жене и они вместе уплыли в Америку.

Лицо Ривкеле было мокрым от слез. Она дрожала и часто всхлипывала. Дальше — больше: оказалось, что она беременна; на пятом месяце. Ривкеле застонала:

— Мне теперь остается только повеситься.

— А ваши родители знают, что…

— Нет. Они бы умерли со стыда.

Это была уже другая Ривкеле. Она наклонилась, чтобы затянуться от моей сигареты. Через какое-то время ей понадобилось в ванную комнату, и я провел ее через гостиную. Докторша, маленькая, худенькая женщина с острым лицом, сплошь усыпанным бородавками, и с выпученными глазами, желтыми, как при гепатите, смерила ее подозрительным взглядом. Ривкеле так долго не выходила из ванной, что я испугался, что она отравилась.

— Это еще что за особа? — призвала меня к ответу докторша. — Мне она не нравится. Это приличный дом.

— Мадам, вам не о чем беспокоиться.

— Я не вчера родилась. Потрудитесь подыскать себе другое жилье.

Наконец Ривкеле вернулась в мою комнату. Она умылась и напудрилась. Подкрасила губы.

— Все мои беды из-за вас.

— Из-за меня???

— Если бы не вы, я бы не сбежала с ним. Это ваши слова так на меня подействовали! Вы так говорили, что мне захотелось немедленно уехать. Когда он появился, я, как говорится, уже созрела.

Я собрался было одернуть ее и потребовать, чтобы она оставила меня в покое, но она опять начала плакать. А потом завела песню, древнюю, как сами женщины:

— Ну как мне теперь быть? Куда деваться? Он меня без ножа зарезал…

— Но хотя бы какие-то деньги он вам оставил?

— Я уже почти все истратила.

— Может быть, можно еще что-нибудь сделать?

— Слишком поздно.

Мы оба умолкли. Мне вспомнились детские уроки морали. Слова обладают силой. Злые слова приводят к злым поступкам. Клевета, насмешки, осуждение превращаются в демонов, черных гномов, чертенят. Они, как обвинители, стоят перед Богом. Когда грешник умирает, они бегут за его погребальными дрогами до самой могилы.

Ривкеле как будто прочитала мои мысли.

— После ваших слов я постоянно думала об Америке. Она даже снилась мне по ночам. Я возненавидела свой дом и Янче. Вы обещали, что напишете, а сами ни разу не написали. Когда Морис приехал из Америки, я ухватилась за него, как утопающий за соломинку.

— Ривкеле, завтра меня могут забрать в армию.

— Давайте уедем куда-нибудь вместе.

— Куда? Америка закрыла двери. Все пути отрезаны.

3