Читаем Страта голодом полностью

Не спочивши ні хвилини, ми подалися по Петрову матір – адже вона сама в темноті не могла довго протриматись. Мама вирішила піти з нами, тож вона закутала Петра, щоб йому було тепло й зручно, і напоїла чимось; дихав він рівномірно, хоч і ледве чутно. Потім ми вийшли надвір, знову прихопивши з собою візка.

Петрова мати була ще жива, коли ми наблизились до неї, але вже не при пам'яті. Вмостивши її на візку, ми повільно рушили назад з нашим важким тягарем. У тій темряві й зливі ми навіть дороги не бачили і часто брьохали через баюри. Візок декілька разів перекидався, вивертаючи Петрову матір у багнище, та ми не здавалися. Змокши до останньої нитки, ми врешті таки добралися додому, де мати, хоч сама була мокра як хлющ, зразу заходилася перевдягати в сухе Петрову матір, а ми з Миколою зайнялися Петром. Ми хотіли й на ньому змінити одяг, але, нахилившись над ним, побачили, що він уже неживий. Тоді ми перекинулись увагою на Петрову матір, роблячи все можливе, аби хоч її врятувати, та вона так і не опритомніла й померла в страшенних корчах. Нам було сумно, і тільки те нас тішило, що хоч вони обоє не померли тієї темної ночі під дощем у болоті.

І знову перед нами постала проблема – що робити з мертвими тілами близьких нам людей. Тримати їх у хаті було неможливо, але й відвезти на цвинтар та поховати по-людському, як мати завжди наполягала, також не було змоги. Тепер вона вже усвідомила собі, що в нас нема сили для того, і ми вирішили перенести небіжчиків до їхньої хати, щоб там уже тисячники забрали їхні трупи. Так ми й зробили тієї ж таки ночі.

<p>РОЗДІЛ ТРИДЦЯТИЙ</p>

Набіги на поля по мерзлу картоплю набрали нового розмаху під кінець квітня. Це була пора, коли в колгоспі саме починали садити картоплю. Голодні селяни гадали, що тепер їм легко буде роздобути трохи тих бульб: треба тільки піти на поле і просто випорпати їх. Дехто так і робив. Інші придумали інакшу систему: спершу знаходили в землі одну картоплину, а за нею вже йшли вздовж рядка.

Але в дійсності воно не було так просто й легко. Власті невдовзі вжили заходів, аби охоронити колгоспні поля. Вийшло оголошення, що нишпорити на полях забороняється, а кожен, спійманий на крадіжці висадженої картоплі чи якої іншої городини, каратиметься на смерть.

Селян, які знехтували офіційне попередження і не звертали уваги на вартівників, було затримано й ув'язнено в районній в'язниці. Незабаром поширилась чутка, що тамтешні тюремники непогано годують в'язнів, дають їм хліба та інших харчів. Наслідком такої чутки було те, що багато селян, замість нишпорити за картоплею, стали розшукувати охоронців, аби ті їх спіймали і запроторили до районних в'язниць. Люди міняли рідні домівки на тюрми, які були острівцями порятунку від голоду. В такий спосіб число «злочинців» швидко почало більшати.

Але довго так тривати не могло, бо ж, звісно, районні в’язниці переповнилися. Та й начальство здогадалося про справжню причину зростання кількости «ворогів народу». Щоб затамувати наплив до районних в'язниць, одного дня вийшло офіційне розпорядження, що сільські «злочинці» мають сидіти у своїх сільських тюрмах. А там же арештанти не діставали їжі від тюремників, годувати їх мусили родичі. Крім того, в'язнів, ще спроможних ходити, в селі приневолювано до праці. Переважно вони копали могили на цвинтарях, ремонтували дороги чи щось там робили на колгоспних полях.

Ввесь квітень у хаті в нас було холодно й незатишно. Щоб обігрітися, ми вже попалили все, що могло горіти. Клуня, свинарник і тин – усе це було розібране на дрова й спалене. Коли сніг почав танути, ми стали збирати для опалу сухий бур'ян по городах, на подвір'ях і при дорогах. Але попри всі наші труднощі, нам велося трохи ліпше, ніж багатьом іншим селянам, бо ми все ще мали дещицю картоплі та кілька малих торбинок зерна, захованих у копиці сіна.

І ще ж у нас досі вціліла корова! Вже те, що ми її вберегли, обіцяло нам кращий шанс вижити. Корова ось-ось уже мала давати нам молоко: ми сподівались, що десь на початку травня вона отелиться.

Наша корівка була для нас справжня спасителька. Від початку зими ми тримали її в другій половині хати й доглядали якнайстаранніш. Ми намагались давати їй доволі корму.

Але одного квітневого дня наші надії луснули. Нам принесли повістку, що протягом двадцяти годин ми мусимо здати державі 250 фунтів м'яса живою вагою. Це означало, що доведеться віддати свою корову. Ніколи ми ще так гірко не плакали, як того дня. Нам було так важко, наче то ми прощалися зі своїм власним життям, що таки не дуже й відбігало від правди.

Заготівельна комісія прийшла до нас під вечір. Вони не дали нам навіть тих обіцяних двадцяти годин. Поки кілька членів комісії пильно стерегли нас, скупчених у хаті, інші швиденько випровадили нашу корову й забралися з нею геть з двору. Уся ця процедура радше скидалася на грабіжницький напад, ніж на нормальний законний процес.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии