Стратегия. Логика войны и мира

Благодаря этой знаменитой ошибке в государственном управлении, а также благодаря аналогичному британо-германскому случаю пострадала репутация старинной и почтенной практики умиротворения[159] и оформилось упорное сопротивление любому соблазну проецировать линейную логику на область конфликтов. Переговоры по контролю над вооружениями в межвоенные годы, встречи на высшем уровне, жесты доброй воли и сам процесс дипломатического общения – все осуждалось как вредоносное, поскольку эти шаги ослабляли усилия, необходимые для подготовки к войне, предотвратить которую они не могли. Точно так же в течение многих лет после Второй мировой войны дипломатические отношения Запада с Советским Союзом поддерживались с предельной, возможно даже чрезмерной осторожностью, ибо все помнили «мюнхенский урок». Можно утверждать, что в этом процессе некоторые полезные возможности взаимного соглашения были упущены, по крайней мере, в хрущевские годы (1954–1964). Правильно сказано, что история ничему не учит, кроме того, что она ничему не учит, – теперь мы знаем, что после Сталина советские лидеры не намеревались воевать, в отличие от Гитлера, а их стремление к достижению своих целей было лишено гитлеровской безотлагательности[160].

Тем не менее дипломатия может быть полезной, даже если конфликт нельзя смягчить, а особенно она пригождается в разгар войны, причем не обязательно для того, чтобы остановить боевые действия. Сочетание военных действий и прямых переговоров в ходе как Корейской, так и Вьетнамской войн было возвращением к классическим процедурам. А вот отсутствие прямой дипломатии в ходе двух мировых войн было, скорее, нетипичным. В случае Первой мировой войны отказ от дипломатии стал уступкой элиты чувствам масс (исходно воспламененным пропагандой, которую навязывала элита), и ныне он рассматривается как признак особой жестокости «демократических» войн. Во Второй мировой войне дипломатия сыграла свою роль только в контактах с Японией и только под занавес войны, потому что союзники решили сохранить власть императора, тогда как возможность продления правления Гитлера ими даже не рассматривалась.

Контроль над вооружениями

Будучи сведенной к узким и строго определенным вопросам, даже вполне совместная дипломатия в духе линейной логики может сосуществовать с неразрешенными конфликтами по более широким вопросам. Такая дипломатия способна служить одной стороне или сразу всем, отклоняя постоянное соперничество от тех направлений, которые представляются взаимно нежелательными. В случае территориальных конфликтов одной из форм сотрудничества выступает взаимное признание «буферных» государств, существование которые приемлемо для обеих сторон, даже если они по-прежнему стремятся к экспансии в других местах. Так, в рамках американо-советского конфликта, по большей части внетерриториального (то есть квазивоенного конфликта без войны как таковой), государственный договор о восстановлении независимой и демократической Австрии от 15 мая 1955 года, по которому Австрия провозглашалась нейтральным государством, был редким и нетипичным образцом совместной дипломатии широких масштабов. Гораздо более типичным был Договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере от 1962 года, открывший собою длинную череду соглашений о контроле над вооружениями, которая продолжается и поныне, уже с Российской Федерацией. Энергичность ядерного соперничества, подменявшего собой прямые военные действия, ничуть не уменьшилась, но достигнутое благодаря договору отвлечение усилий сторон от ядерных взрывов в атмосфере было выгодно всем – и участникам конфликта, и остальному человечеству. Но в этом договоре крылась ошибка: отвлечение конфликтующих энергий ложно принималось дипломатией за частичное разрешение самого конфликта, что наводило на неверную мысль, будто дальнейшая последовательность частичных соглашений поможет покончить с конфликтом в целом. Вообще на протяжении холодной войны переговоры по контролю над вооружениями часто и ошибочно толковались как способы разрешения конфликта, хотя на деле они затрагивали лишь симптомы этого конфликта.