Стрекоза

– Вот именно, – ухмыльнулся незнакомец. – Контрабас. – Он дурашливо хохотнул, выпустил дым изо рта и добавил: – Или скрипка. Нет, я ничего против струнных не имею. Ведь и это тоже… – Он опять замолчал, как будто из вежливости хотел дать Севке шанс продолжить его мысль.

– …Игра, – само собой вырвалось у Севки. Разговор получался какой-то пришибленный, как будто человек в очках над ним потешался. Не договаривая фразы, он произносил прописные истины, а звучали они почему-то по-новому, играя гранями глубокого смысла, как драгоценный камень у него на перстне. Его явно тянуло на философский диспут на общую тему – игра. Конечно, можно было бы еще с ним поговорить, но надо было идти.

– В принципе, игра – это воплощенная затея нашего ума, которая теплилась в нашем сознании с детства, – опять многозначительно проговорил незнакомец, глядя вдаль и пуская облачко дыма. – Вы не задумывались над тем, для чего мы приходим… – Он снова взял паузу.

– На бега? – попробовал угадать Севка.

– Ну, в некотором роде, – снисходительно кивнул человек, – и на бега тоже.

– Наверное, чтобы выиграть определенную сумму денег.

– Ну и для этого, конечно, – одобрительно хмыкнул чудаковатый собеседник. – Ну а еще, еще зачем?

Севка пожал плечами. Люди играют для того, чтобы пережить то, что он сам только что себе представлял, зажмурив глаза: чувство риска, азарт, везение или, наоборот, невезение и желание снова все поставить на карту. Как Германн из «Пиковой дамы». Но объяснить чужому человеку это было сложно и совсем не хотелось. Поэтому он просто сказал:

– Для того чтобы сыграть. – И добавил: – И тем самым испытать судьбу.

– Конгениально! – точно как Остап Бендер, воскликнул человек, стряхнул пепел с сигары себе под ноги и опять посмотрел на пустые дорожки. – А знаете, в чем опасность этого занятия? Нет, не в том, что вы можете спустить свое состояние за две минуты, и даже не в том, что вы, представьте себе, таки можете выиграть все, что наметили.

Севка промолчал, давая собеседнику самому ответить на сей риторический вопрос, так как было ясно, что он именно это и хочет. Человек поправил очки, опять посмотрел на свой мизинец, ослепительно сверкнувший зигзагом отраженного света, и, понизив голос, резко вскинул голову. И тут он заговорил короткими быстрыми фразами, жарким полушепотом, почему-то раздающимся как многократное эхо, глядя на Севку поверх очков:

– Вся штука в том, что это можно делать без конца. Вы понимаете? Без конца! Год. Два. Пять. Десять лет. Двадцать. Всю жизнь. И потом. Потом, вы понимаете? – По его лицу прошла тень. – И после этого самого потом! И вы не можете остановиться, потому что конца – нет. Вы понимаете? Конца нет! – Он нервно и неприятно захихикал. – И передышки нет, потому что это – бега. Вы думали, что это просто слова? Бега. Игра. Так нет! Их ведь никто не придумал. Они значат то, что они на самом деле есть. На любом языке. Они – это код к тому, во что они нас втягивают. Хитрые, замаскированные перевертыши – вам не приходило в голову, что игра может обернуться игом, а если переставить местами буквы и заменить «г» на «ж», то из нее может получиться раж? Не говоря уже о том, что если вы поменяете «р» на «л», то она начнет вас колоть, как настоящая игла, больно и пронзительно, до самого мяса. И вы подсаживаетесь на нее, против своей воли. А еще игра может обернуться гирей на вашей шее. Итак, что мы имеем – игра распадается на раж, иго, иглу, гирю, ну при малых буквенных изменениях, конечно, но суть, суть остается одна! И когда вы впервые начинаете их произносить, эти адские перевертыши, вы уже там – внутри, в ловушке, как птичка в клетке, и они по кирпичикам начинают воплощаться в ваше настоящее и – увы – будущее, и этому нет, нет конца.

После сей страстной скороговорки незнакомец перевел дух, отпрянул в сторону, выкинул сигару под скамейку и отвернулся.

Севка стоял ошарашенный и не знал, что сказать. Внутри у него все похолодело. По всему было видно, что человек этот был не совсем здоров, хотя это пока тоже не факт. В его словах были и смысл, и какая-то затаенная боль.

Все, надо уходить.

– Честь имею, – вырвалось у Севки, как иногда бывало, когда они кривлялись со Студебекером, играя в гусаров. Ему отчего-то стало холодно и тоскливо, как будто печали и страсти незнакомца странным образом задели и его тоже. Он повернулся и пошел вперед, не оглядываясь. «Только бы он меня не окликнул и аптеки не закрылись, – думал Севка. – И Серафима, наверное, давно переживает, что я никак от доктора не вернусь. Нет, не окликает. Быстрее, быстрее!..» Севка ускорил шаг. Если бы не надо было идти в горку, он бы точно побежал. Кусты чертополоха навязчиво цеплялись за штанины, а глаза быстро забивались пылью, то и дело наносимую ветром со стороны развалин конезавода.