Стреляйтесь сами, Мазепа

Тем не менее, всё прошло благопристойно. Тот факт, что многих зрителей, купивших билеты на дневное представление, просто удалили из цирка – не в счёт. А что было делать, если в половине третьего к цирку неожиданно прибыл сам губернатор и два дюжих гайдука сопроводили действительного тайного советника в ложу, спешно освобождённую от персон рангом пониже. Ну а следом за ним – к ужасу устроителей – потянулись ревизоры с судьями, «их сиятельства и превосходительства», прочая требуха чиновничья с детьми и жёнами. Все требовали билетов, и непременно в первые ряды поближе к манежу. Грозили, умоляли, совали деньги. Алымов, удручённый таким поворотом событий, указал брандмейстеру Закладьеву – не взирая на лица – оттеснить со своей командой крикунов за пределы цирковой площади.

– Иначе, я вынужден буду приказать отменить выступления. А это, как вы понимаете, ничем хорошим для вас не закончится, – ледяным тоном охладил он, бросившегося к нему за объяснениями, разъярённого участкового пристава.

Толпу утихомирили. У входа в цирк приставили городовых. И ровно в три часа заиграла музыка. Лица зрителей расцветились улыбками. Шпрехшталмейстер объявил о начале праздника.

А Мазепа в это время присутствовал на другом концерте. Его в лавке Босоногова устроил для него (единственного зрителя) тайный агент Гусынин – «Самсон». Запиской – загодя, тот испросил у ротмистра разрешение на встречу, заявив намерение сообщить нечто важное. Воспользовавшись отсутствием винного купца, который бисировал сейчас в цирке кудесникам джигитовки и бросал под ноги воздушным гимнасткам дорогие в эту пору центифоли, приказчик нахально провёл Мазепу в роскошный кабинет хозяина, усадил за стол, предложил гостю чужие вино и фрукты. Но сам долго не мог собраться, стоял, переминался с ноги на ногу, что-то бормотал, всхлипывал и трясущимися руками теребил носовой платок. Иринарх Гаврилович с интересом разглядывал убранство комнаты и терпеливо ждал.

Начало было обескураживающим.

– Я, – решился агент и присел на краешек стула, – Словом, если это вас заинтересует, в общем, я стал недавно объектом нападения неизвестных лиц. Они схватили меня, когда я возвращался домой, поместили в каком-то полуэтаже, били и просили моих рассказов о службе в полиции. Я, – плаксиво оправдывался Гусынин, – Человек слабого здоровья, боли страшуся. Я им всё рассказал.

– Так! – остолбенев, Мазепа прикурил папиросу не с того конца, – И что именно вы им рассказали?

– Господин ротмистр, Иринарх Гаврилович, они сразу сказали, что им известны мои связи с вами. Я им, вот крест святой, ни слова о том. А они меня головой о стену и грозили, что бить будут, пока не скажу, за кем Мазепа следить заставляет.

Иринарх Гаврилович, глядя на жалкое существо, сидящее перед ним, почувствовал, как от гнева у него стала подёргиваться щека, но справился с собой и попросил приказчика налить ему бокал вина. Выпил, пососал дольку лимона.

– Если я правильно понял, наши тайные встречи с вами для кого-то – совсем не секрет? И как вашим обидчикам это стало известно? У вас есть какие-нибудь предположения? Плохо, очень плохо, что нет. Что они требовали ещё? Поконкретнее.

– Я не помню. Я потерял сознание, и они бросили меня.

Мазепа выпил ещё:

– А раньше никого из них не встречали?

Гусынин подумал:

– А вот Алымов.

– Алымов? – приподнял брови ротмистр, – Он что, лично истязал вас?

– Нет, не истязал. Но он точно знал о моей работе в полиции.

– Значит, вы считаете, что именно Алымов причастен к нападению на вас?

– А как же! – с какой-то злой убеждённостью затараторил приказчик, – Он же видел, что я видел, как он ходит в дом, где живёт этот, за которым ещё в прошлом годе вы просили приглядеть, ну, Коряков, социалист, – и, подумав немного, неожиданно выпалил, – А ещё Алымов с госпожой Жирмунской амуры крутит. А она раньше с Коряковым путалась. Значит, они все заодно! Зачем Алымов ей вино покупает и до утра у ней сидит? Я всё проследил, ваше высокоблагородие. И ещё он цыдулку в «Ямскую» из нашей лавки посылал. А в записке той что-то про оружие говорилось. Тимофей Егорыч, посыльный наш, мне потом рассказывал. Вы, Иринарх Гаврилович, зря его не арестуете!

Жандарм, как-то внутренне обмякнув, брезгливо посмотрел на «Самсона»: «Ничтожество, но как гребёт!» И сухо спросил:

– Это всё? Или есть ещё что-то? Если, нет, то вот что, милейший: о записке, в которой об оружии говорилось, письменно мне подробно изложите. А нападение на вас, хм, неожиданно, очень неожиданно для меня. И потребует философических напряжений.

Мазепа встал и пошёл к выходу.

– Господин ротмистр, я верой и правдой! Только защитите от разбойников. Они же не оставят меня в покое! – бросился за ним Гусынин.

– Кому вы нужны, – зло успокоил его ротмистр, – Докладную, не откладывая, завтра же пошлите с вашим мальчишкой. Знаете куда. Самому же вам запрещаю искать со мною встреч. Ка-те-го-ри-чес-ки! И рекомендую показаться доктору. Мне кажется, что налётчики нанесли вам травмы, кои заключат его во мнении о вашей, э-э, – Мазепа многозначительно постучал пальцем по голове агента.