Так или иначе, но в русской поэзии возникают (вернее, русифицируясь, проникают в нее через Европу из греческой мифологии) антропоморфные образы природных стихий (Борея как северного холодного ветра, Зефира как мягкого западного ветра и ряда других). Однако это еще не были образы
Как отмечает С. Ю. Воскресенская, «персонификация как способ выражения определенного мировосприятия предполагает характерное для мифологического мышления отношение к окружающему миру как к живому, равноправному партнеру». При этом в художественном тексте имеет место «модус фиктивности», как бы отключающий критическое восприятие текста[520]
. То есть и автор, и читательЕдва ли не впервые мы встречаемся с персонифицированным образом времени года в стихотворении М. Н. Муравьева 1776 года «Желание зимы». Здесь поэт адресуется к зиме, призывая ее к решительным действиям: «Приди скорей, зима, и ветров заговоры, / Владычица, низринь…» И далее: «Стели свой нежный пух воздушною тропою, / С зарею иней сей…». У Муравьева зима персонифицирована, но не антропоморфизирована, не очеловечена. (И потому не удивительно, что слово «зима» пишется со строчной буквы.) Зима здесь – некое существо с крыльями (как и Борей у Ломоносова), всплеск которых оживляет и возбуждает души: «Сверши, зима, сверши! / Лишь крылья ты сплеснешь, пойдет их осязанье / По жилам до души». Именно всплеском крыльев зима
В шутливом стихотворении Державина 1787 года с тем же названием («Желание зимы»), где, по словам В. А. Западова, смена времен года нарисована «в откровенно грубых, „площадных“ тонах»[522]
, мы также встречаемся с античными мифологическими персонажами (Бореем и Эолом). Но в нем дана и развернутая антропоморфизация времен года – Осени и Зимы (которые уже пишутся с заглавной буквы). И те и другие – и боги ветров, и времена года – оказываются равноправно олицетворенными, так что сюжет этого полупристойного стихотворения развивается при участии четырех персонажей: Борея, Эола, Осени и Зимы. Неожиданная для Борея и не вполне понятная шутка Эола («На кабаке Борея / Эол ударил в нюни…») приводит к тому, что Борей, названный здесь «