Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

С примерами персонификации и антропоморфизации времен года современный читатель встречается достаточно часто. Использование этого тропа, являющегося перенесением на понятие или явление признаков одушевленности в применении к тому или иному годовому сезону, в настоящее время в поэзии обычное явление: «…и вот сама / Идет волшебница зима», «И рады мы / Проказам матушки Зимы» (Пушкин) или «Эта белая шубейка / Всем знакома, чародейка, – / Матушка-зима» (Л. Чарская) и пр. Однако вопрос о персонификации времени, в том числе и времен года, дней недели, времени суток не так уж элементарен. Он связан не только с проблемами поэтики (в частности, с особенностями тропа персонификации и его образным потенциалом), но и с достаточно сложными мировоззренческими проблемами, касающимися концепций времени, свойственным той или иной культуре[507].

Для начала в качестве весьма показательного примера обращусь к письму князя Андрея Курбского, адресованному одному из представителей православной интеллигенции Речи Посполитой пану Андрею Древинскому, написанному в начале 1576 года[508].

Это письмо (или «цыдула», как называет ее Курбский) было спровоцировано письмом пана Древинского, в котором он поздравлял Курбского с Новым годом. Курбский в это время все еще продолжал участвовать в полемике по церковным вопросам и занимался разоблачениями неправедных воззрений своих адресатов. Поэтому неудивителен не только гневный, но и дидактический тон его ответного письма. Оно написано в форме суровой отповеди и содержит обвинения своего адресата в грехе язычества. Для православного сознания, яростным поборником которого оставался Курбский, поздравление с Новым годом являлось фактом олицетворения времени, бездушного по своей природе. «Сицевые глумления и ругания», то есть поздравления с Новым годом, по словам Курбского, не мог написать истинный христианин, но разве что некий «прегрубейший варвар», поскольку время – это «бездушная тварь», «сотворение не токмо не чювственное, но и бездушное». Годы и время по повелению Бога только служат человеку; в них Бог не вложил тех сил, которые могли бы способствовать сохранению человеку здоровья. Потому и поздравление с Новым годом недопустимо для истинного христианина. Курбский велел Древинскому впредь не срамить себя высказыванием пожеланий, которые противоречат здравому смыслу, а вместо «языческого» праздника Нового года требовал поздравлений с христианскими праздниками, такими как Рождество Христово, Богоявление и др.[509]

Решение о едином новогодии, согласно которому церковный и гражданский год начинался 1 сентября, было принято на церковном соборе 1492 года. Но в XVI веке день этот не почитался за праздник с присущими любому празднику атрибутами и обрядностью, а значит, и поздравление с этим днем не практиковалось и даже, как видим, считалось недопустимым, порочным и греховным. Новогодие лишь отсчитывает годы и ничего более. Смена лет происходит независимо от человека по извечным законам бытия.

Изменения по отношению к стыку старого и нового времени произошли в XVII веке, когда наступление нового года (новолетие) начинает отмечаться как значимое событие[510]. Этому сопутствовала определенная церемония, проходившая на Соборной площади Кремля с участием царя и патриарха. «Наступление нового года стало значимым хронологическим рубежом» (курсив Е. Пчелова. – Е. Д.)[511]. Адам Олеарий в своем «Описании путешествия в Московию в 1663 году» рассказывает, как во время торжественной церемонии в честь дня новолетия патриарх желал всем счастья в наступающем году[512]. А Павел Алеппский, бывший свидетелем празднования нового, 1655 года, отмечал, что праздник новолетия был в России одним из самых больших праздников[513]. При этом его участники всегда поздравляли друг друга и желали счастья в наступившем году.

Еще более существенные изменения произошли в самом начале Петровских реформ. Западные нововведения, учрежденные специальным указом Петра I в конце декабря 1699 года о переходе на новое летоисчисление и переносе новогодия с 1 сентября на 1 января, кардинально изменили отношение ко дню нового года. В петровских указах уже не только считалось допустимым, но предписывалось 1 января поздравлять друг друга с наступившим годом. Этим была введена и утверждена в русской культуре новая концепция времени, принципиально отличная от старой православной традиции.

Однако празднование Нового года и поздравление с его наступлением еще не означало персонификации времени и, тем более, его антропоморфизации, то есть не означало того, что время стало наделяться признаками живого существа, а значит способностью переживать и чувствовать. Сведений о том, что в Петровскую эпоху на Новый год разыгрывался сюжет об уходящем старике (старом годе) и приходящем на его смену младенце (новом годе), столь популярный в более поздние времена, не сохранилось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Литературоведение / Документальное / Критика