Вот тот вывод, к которому я в конце концов пришел: преступление — это болезнь духа. Она может вызываться и осложняться одним, другим, третьим, но в конце концов — пусть в самом конце концов! — это болезнь духа.
— Болезнь духа? — слышу я чей-то скептический голос. — Странно!
Я сижу на заседании научно-практической конференции, созванной Министерством внутренних дел. Я в то время очень близко сошелся с этой сложной и чрезвычайно ответственной организацией с очень разными и многоемкими функциями и задачами и, следовательно, разными людьми. Среди них приходилось встречать, конечно, всяких — и ортодоксов, идущих от книги мимо жизни, и загибщиков, любителей решать все проблемы ударом буденновской шашки, ну и, конечно, обыкновенных службистов, за службой не видящих никаких проблем. Но наряду с ними я видел, знал и полюбил других — людей душевных и думающих, даже мыслящих, и ищущих разумных путей в решении тех же самых, очень непростых проблем.
Вот письмо одного из них — думающих и болеющих за нравственное состояние молодежи:
«К сожалению, многие заблуждаются, выдвигая на первый план правовое воспитание. Да, законы люди должны знать. Но все же главное, основное — это моральная закалка человека, когда он не юридически, а душой, сердцем, совестью своей не может допустить ничего постыдного, тем более преступного. Каин убил Авеля не потому, что не знал уголовного кодекса, а потому, что нравственно стоял на стадии дикости.
Молодежь всегда была и будет той магнитной стрелкой, которая чутко колеблется на шкале морального состояния общества взрослых, показывая то направление, куда идет это общество.
Я глубоко убежден: нравственное воспитание общества, молодежи — вот наша неотложная, главная задача, от решения которой зависит наше будущее».
Это пишет методист воспитательно-трудовой колонии Э. М. Иткин.
Вот высказывание другого, генерала С. М. Крылова:
«Безнаказанность, как и чрезмерная наказуемость одинаково вредны, как для человека, так и для общества».
И вот — эта конференция, многолюдная и интересная. Здесь собрались и руководители министерства, и практические работники исправительно-трудовых колоний, и, что особенно важно, деятели науки — из Москвы, Ленинграда, Ростова, Свердловска, Кирова, психологи, психиатры, философы, педагоги и медики.
В течение нескольких дней с разных сторон и точек зрения они исследуют вот этот самый «странный», но такой важный и сложный и такой гуманный вопрос: личность преступника.
Да, у нас нет и не может быть коренных экономических и общественных причин преступности, как в капиталистическом мире. Да, принципы и закономерности нашей жизни совершенно другие, но именно поэтому нарушения и извращения этих принципов оказывают зачастую отрицательное влияние на неустойчивых людей. Поэтому личность, ее нравственный уровень и сопротивляемость злу приобретает у нас особое значение.
Мы отвергаем теорию врожденной преступности, но нельзя не признать, что человеческая личность может нести из прошлых поколений тяжелый патологический груз, который ослабляет личность человека, а катастрофически растущее влияние алкоголя еще больше усиливает, этот процесс.
Об этом — о теории личности, о личности как социальном явлении, помню, очень интересно говорил представитель Института философии Академии наук профессор Платонов: «Нужно бить не по следствиям, а по причинам. Нужно познавать законы возникновения преступности, чтобы ее предупреждать».
«Проникать в историю личности», — вторит ему профессор Селиванов и дает обстоятельный анализ, например, психологии поступка: постановка цели, борьба мотивов, придумывание средств и исполнение. И тогда оказывается, что между мотивом и действием далеко не всегда существует ясная и прямолинейная связь — положительные мотивы могут приводить к отрицательным результатам, и наоборот.
«Вообще личность человека сложна и многогранна, она имеет поверхность и глубину», — говорит профессор Ленинградского университета А. Г. Ковалев. Личность формируется во времени, видоизменяется в ходе жизни; и важно проследить ее динамику и формирование новых отношений ее в новых условиях.