«Мне кажется, что во всех этих вопросах у нас еще очень много не только недоделанного, но и недодуманного, нуждающегося в самом широком обсуждении и общественном осмысливании. Ведь в Программе партии поставлена задача «ликвидации преступности и устранения всех причин, ее порождающих». А как можно устранить не изучая?
Такое изучение должно вестись как специальными институтами и ведомствами, так и общественными силами, в печати, с обязательным доведением результатов его до общественного сознания, чтобы люди видели и понимали истоки и историю зла и искали бы пути его преодоления. Иначе люди видят только внешние проявления зла, это порождает растерянность, панику и злобу, а злоба только усиливает зло. Она усиливает те житейски понятные, но, по сути дела, обывательские настроения, которые сводятся к тому, чтобы «пресечь», «посадить», обезвредить зло, «куда смотрит милиция?», не задумываясь ни о его причинах, ни о реальных путях его преодоления. Но преступность ведь не только бытовая и житейская и тем более не административная, а социальная и даже историческая проблема, и по-настоящему решить ее можно только общественными силами».
Вот по этим проблемам я и обратился к товарищу Миронову с просьбой принять меня. Николай Романович Миронов заведовал тогда отделом административных органов ЦК КПСС. Он встретил меня любезно, даже приветливо, угостил стаканом чая с лимоном, потом достал из сейфа мои папки и сказал:
— Ну, мы ознакомились с вашими материалами, внимательно их прочитали. Вы видите пометки — одни, другие, разные пометки, разных людей, но если сказать в общем — мы с вами согласны.
— А если согласны, почему же делается все иначе? — тут же возразил я.
— Да ведь, Григорий Александрович! Дело-то не простое. Вы же сами пишете: государственное, общественное дело. С кондачка-то ведь его решать нельзя. И подходы к нему тоже могут быть разные. Вот вы пишете так: изучать да воспитывать. А два других писателя тоже прислали свое мнение, только совсем другое: «На ключ, на хлеб и воду, чтобы другим не было повадно».
— Это ж не писательский, это полицейский подход, — возмутился я.
— Но написали это писатели, и очень известные ваши коллеги, которых вы наверняка знаете. А статья «Человек за решеткой» — ведь это ж тоже мнение.
— Простите! Что это за мнение? — вскипел опять я. — Как можно чистое белье, занавески на окнах, кино и шахматы выставлять как проявление какого-то либерализма? А ведь именно по этому пути, вплоть до ограничения пользоваться нашим советским радио, пошли некоторые ретивые служаки — я об этом тоже пишу.
— Да, это верно. Служаки — наша беда, — согласился Миронов, — но это уже другая проблема.
А я перед этим прочитал довольно любопытное и обстоятельное исследование об американской тюремной системе (Джон Бертлау Мартин. «Разрушим стены». Лондон, 1955), которое, как оказалось, читал и мой собеседник, и разговор у нас, само собой, пошел по широкому кругу вопросов. Нужна ли тюрьма? Что она дает обществу? Защиту, охрану от преступных элементов? Какую охрану, на какой срок? Она временно изолирует зло. Но временно изолированное зло не уходит из жизни. Тогда, значит, нужно оказать на него такое влияние, решительное влияние, которое гарантировало бы, что в общество возвращается безопасный для него человек. Следовательно, снова на первый план выдвигаются вопросы воспитания.