Ступени жизни

И это тоже нужно понять. А понять — значит осуществлять. Потому что в этом самое главное — в осуществлении.

Религия вырастает из чувства бессилия и страха перед несовершенствами, несправедливостями и непонятностями жизни и переносит на небо решение тех проблем, которые человек не может или отказывается решать здесь, на земле. «Слабость всегда спасала верой в чудеса».

Вот почему религиозный человек с таким трудом поддается логическим аргументам. Веру — если по-настоящему — нужно изгнать из самого глубинного ее прибежища — из области чувств и надежд. А окончательно победить ее может только одно доказательство: что нравственная, справедливая и высокодуховная жизнь, о которой издревле мечтал и мечтает человек, возможна без какой-то помощи свыше, своими силами.

У Герцена в его лучшем произведении «Былое и думы», произведении горькой, но честной мысли, на одной из первых страниц мы находим мудрое признание:

«Монахи спасались от минут ропота молитвой. У нас нет молитвы: у нас есть труд… Труд — наша молитва».

Хорошо сказано. Да, потому что труд души, труд мысли — это тоже труд. Больше того — это высшая форма труда и вообще человеческого проявления.

«Проникать мыслью в событие, освещать его не для того, чтобы наказывать и награждать, не для того, чтобы прощать, а для того, чтобы, внося свет в тайники и подземельные ходы жизни, из которых вырываются иногда чудовищные события, мы из тайных делаем их явными и открытыми. Зло — темнота; оно не имеет никакой внутренней силы, чтобы противостоять свету. Оно сильно только, пока не взошло солнце разума и мы, не видя его, придаем ему фантастические чудовищные образы».

Глубокие тоже и мудрые слова.

И в связи с этим мне хочется в заключение привести еще одно очень интересное письмо с Дальнего Востока.

«Мне давно хочется понять — как, откуда и почему пошла религия, в чем ее сила и ее слабость, чем привлекла она к себе людей, чем пленила и вдохновила выдающиеся умы человечества на создание немеркнущих в веках произведений искусства… Когда я бываю в Эрмитаже и смотрю картины великих мастеров эпохи Возрождения на библейские сюжеты, то постоянно к чувству радости, восторга и наслаждения примешивается и чувство настоящей человеческой злости и бессилия. Да и действительно, как же можно понять художника, его замысел, когда ты ничего не соображаешь в теме? А теперь я понял, что никакой я не атеист. Все мое атеистическое убеждение заключено в одной фразе, что «бога нет».

Письмо исключительной важности! Пишет не какой-то ханжа или религиозный проповедник, пишет молодой сравнительно по возрасту, 1931 года рождения, и вполне зрелый по развитию человек, инженер-геофизик, член КПСС с 1961 года, и делает откровенное признание:

«И вот я, завзятый материалист, пропагандист с немалым стажем, могу вести занятия почти по любой программе и считаю себя вроде бы эрудированным, антирелигиозную пропаганду, оказывается, вести не смог бы, потому что в этом деле чувствую себя полным профаном. Да и все, кого я знаю и встречаю на своем пути, также ничего не смыслят в вопросах религии, хотя считают себя людьми культурными, даже имеют ученые степени».

И он обращается ко мне с совершенно парадоксальной, на первый взгляд, просьбой помочь ему, «если можно так выразиться, в религиозном самообразовании».