Ступени жизни

…Ну что можно было написать об этих «героях»? Я ничего и не написал. Я пришел в редакцию и откровенно рассказал все, что видел. В ответ было недоуменное пожатие плечей — мне не поверили. А потом по моим следам был послан другой человек, для проверки. Результатом был его очерк опять-таки только о Рубцове, очень простой и пресный очерк, как о простом старике хлеборобе — кем он и был в действительности, — без всякого упоминания о том высоком звании, носителем которого он стал вопреки своей собственной совести. А о том, втором, разрекламированном на всю страну «герое», с шикарной бородой и классической бессовестностью, вообще не было сказано ни слова — совесть не позволила.

Значит, мое понимание всей этой ситуации оказалось правильным: дана идея, к которой нужно было подобрать людей, и бюрократический аппарат постарался это сделать, но сделал это, в силу своей сущности, бюрократически.

Однако идея была правильная — пробуждение внутренних сил, выявление героического начала в сельскохозяйственном труде. Эту идею я принял для моего Семена, живущего «на взлете». И в этом милом старике, Александре Ильиче Рубцове, я увидел внутреннюю, психологическую основу образа «закаленного хлебороба, зараженного сельским хозяйством». А попутное знакомство с сортоиспытательным участком и прекрасным агрономом Петром Михайловичем, работавшим там, подсказало развитие этой старокрестьянской «мужицкой» основы, может быть даже подосновы, в ее современном, научном направлении.

Так, сложными путями, пришлось мне творчески создавать образ Семена, идущего в ногу с Марьей. Не скажу, что мне все и во всем это удалось — получился, на мой взгляд, некоторый перебор, особенно в третьей части, по линии чисто хозяйственных, крестьянских задач и усилий, приведших его в конце концов к «геройству».

Дело ведь не в одних заботах и тяготах и даже не только в проблемах. В художественном произведении важен эмоциональный настрой, отношение писателя к этим самым тяготам и проблемам, любовь и ненависть.

Поясню это примером. В «Марье» есть нежно любимый мною образ девушки, представительницы той части женского населения военных лет, которую можно назвать тоже своего рода жертвой войны. Безмужние и бессемейные, эти не успевшие выйти замуж девчата стали «рабочими пчелками», основной рабочей силой в колхозах военных лет с невеселой и безнадежной перспективой остаться, как это в народе говорится, «вековухами».

К одной из них, очень скромной и работящей девушке, оставшейся со стариком отцом, мне удалось близко присмотреться. Звали ее Любой, и в откровенном разговоре она как-то с грустью сказала:

— Работаешь и работаешь, а счастья-то нет.

Мне стало жалко и ее и всех обездоленных ее сверстниц, и мне захотелось порадовать их, дать им луч надежды: ничего, мол, не потеряно и, если сохранить душу, счастье тебя найдет. И вот я силой своего авторского права переименовал ее в Наташу, дал ей хорошую, тонкую душу, женил на ней Андрея, вернувшегося с фронта, первого, как говорится, парня на деревне, и «устроил» им счастливую жизнь. Что это — лакировка? Нет, это желание поддержать дух человеческий — пусть порадуются!

Пусть радуются и живут люди — вот тот эмоциональный финал, которым завершается развитие Марьи.

«Земля для блага дана человеку, и многих она может порадовать. Надо только, чтобы не лежал человек мертвым камнем на земле… И сами-то мы к коммунизму с чистой душой прийти должны. А то иной говорит о коммунизме, а сам, как волк в сказке, хвостом к проруби примерз… Он ведь отовсюду строится, коммунизм-то, и снаружи и изнутри. Я так думаю».

Это говорит Марья на последних страницах романа. Это уже не та баба в ватнике и с лопатой в руках, из которой она выросла:

«Она сидела, крепкая, полная зрелой здоровой красоты — румяные щеки, белым инеем подернутые брови и выбившиеся пряди волос. А кругом — снег, и ослепительные блёстки, и голубая высь, и придорожная березка, серебряная, сквозная, уходила в эту высь, точно призрачная, озаренная солнцем».

«Это лакировка!» — сказал на это, вернее, написал через 25 лет молодой критик, не нюхавший того времени, его проблем, тягот и радостей.