«Товарищ автор, Григорий Медынский!
Мне 23 года. Я — ленинградка, работаю на фабрике «Красное знамя». Я прочитала Вашу книгу «Марья», и от нее осталось что-то светлое, волнующее мысль. Я любила деревню, мечтала о ней, так как деревню не знала и почему-то верила книгам, думала всегда, что здесь должна быть частица правды. Жизнь вне пределов Ленинграда я не знала. При выходе замуж у меня не ослабла любовь к книгам, я не пропускаю ни одной новинки. И если бы я прочитала «Марью» в Ленинграде, я бы опять мечтала о деревне.
Сейчас я после болезни отдыхаю в деревне в Воронежской области, в Ольховском районе. Я дочитала книгу, и у меня спросила мать мужа — о чем? Я ответила: «О деревне». — «Чем книгу читать, лучше бы посмотрела, как наши колхозники живут».
Тошно смотреть, товарищ автор, пришлось убедиться… Горечь охватила сердце.
…Очень прошу, дайте ответ: почему до сих пор существуют такие люди, — ведь мы проливали кровь, сколько не вернулось отцов, братьев с поля брани, боролись за счастье, чтобы одинаково жилось что в городе, что в деревне.
…Товарищ автор, поймите меня: очень больно сознавать свою беспомощность. Боль. Я не могу примириться с этим, что здесь делается. Не могу понять, дайте ответ, разъясните, возможно, я ничего не понимаю, а этот колхоз надо расследовать, по-моему, и обязательно.
А книга мне очень нравится, от нее, как прочитаешь, веет счастьем. Мы умеем бороться, и думаю, что со временем нигде не будет бесчестья, люди равны».
Мог ли я не ответить на это письмо?
«Товарищ Сергушенко!
Я получил Ваше письмо, навеянное моим романом «Марья». Очень рад, что чтение моей книги оставило у Вас, как вы пишете, «что-то светлое», что от нее «веет счастьем». И я хотел бы, чтобы это ощущение светлого и счастливого в жизни у Вас осталось, чтобы Вы по-прежнему верили книгам. Наши советские книги основаны на жизненной правде, в них говорится и утверждается правда, и верить им нужно. Но ни одна книга не может охватить всей жизни, во всем ее объеме, и каждый читатель может видеть вокруг себя что-то новое, иной раз заставляющее задуматься.
С этим, очевидно, столкнулись и Вы…
Очень прошу Вас, т. Сергушенко, не теряйте этой веры в торжество светлого. Я же, поскольку Вы обратились ко мне со своими недоумениями, сделаю все возможное, чтобы помочь тому колхозу, о котором Вы пишете. Его действительно, как Вы говорите, «надо расследовать», и расследовать как следует. Поэтому Ваше письмо я пересылаю в Совет по делам колхозов при Совете Министров СССР, который, надеюсь, примет необходимые меры».