Ступени жизни

…Не могу не упомянуть попутно и еще один, более крупный барьер, который пришлось преодолеть при решении проблемы руководства. Это — образ председателя колхоза Порхачева, пьяницы и безобразника, против которого восстала и которого сменила на этом посту Марья.

— Ведь он же член партии, — сказали мне. — Его придется и из партии исключать.

— А что из этого?

— Ну все-таки!

— Знаете что?.. — вскипел я. — Как хотите, тогда я ставлю вопрос о книге…

— Да нет! Зачем же? Ну все-таки как-то получше.

— Получше? — давайте искать, как получше. Но от Порхачева я не откажусь.

Когда работа над первой книгой романа, посвященной годам войны, была наполовину закончена, я почувствовал настоятельную потребность проверить себя и еще раз подкрепить жизнью свое представление о том, что я пишу. Я поехал в Краснохолмский район Калининской области, где райком организовал для меня в трех колхозах читки написанных глав романа.

Я никогда не забуду, например, вечера, проведенные в колхозе «Красная Русь». Правление колхоза битком набито народом. Люди сидят на лавках и прямо на полу, от стола до самого порога, и, под аккомпанемент посвистывающей за окном вьюги, в течение трех вечеров подряд слушают повесть о Марье. И не просто слушают: то слышатся всхлипывания женщин, то раздается смех, то реплики: «Правильная женщина!», «Молодец — себя уберегла!».

Это дает уверенность: значит, доходит до сердца человеческого, значит, правильно я рисую свою Марью, люди ее понимают.

А когда я читаю о Порхачеве, вдруг раздается возглас: «Да ведь это же наш Белоусов!» Посыпались рассказы об этом самом Белоусове, тоже едва не погубившем колхоз, и о том, как ему дала бой рядовая колхозница, женщина чистейшей души, Александра Николаевна Коршунова, и как потом сменила Белоусова на посту председателя Прасковья Ивановна Шилова. Именно ей принадлежат слова, являющиеся вершиной духовного роста Марьи: «Государственным нужно быть человеком». В ней, а позднее также в лице П. В. Великановой, М. Е. Копыловой, А. А. Гавриловой, Героя Социалистического Труда А. М. Глашкиной я получил жизненное подтверждение того образа советской женщины, который рисовался моему воображению, и я уверенно стал заканчивать работу над первой книгой романа, как говорится, подводить дом под крышу.

Но еще во время читки в колхозе «Красная Русь» слушатели очень интересовались дальнейшей судьбой героев романа, и прежде всего Марьи.

— А как же Семен-то? Придет он или не придет? — спрашивали женщины.

— Не знаю, — ответил я. — Еще неизвестно.

— Пусть придет! Марья баба хорошая, ее порадовать нужно.

Я согласился с ними, и так мы порешили, что Семен, муж Марьи, благополучно вернется с фронта. Но после этого возник другой вопрос:

— А как же тогда Марье быть? Останется она председателем или уйдет Семена обиходить?

В тот раз мы этот вопрос не решили.

Я писал книгу о подвиге женщины в годы Отечественной войны и о послевоенных годах, честно говоря, не думал. Но через какое-то время в другом колхозе («Победа» Тульской области) при такой же читке, когда уже определилось, что Семен вернулся, был задан тот же вопрос:

— А как же теперь Марья с Семеном жить будет?

— А как по-вашему? — спросил я в свою очередь.

И начались споры, горячие и страстные. В них сказались разные точки зрения, направления и оттенки мыслей, разные нравственные оценки и разная глубина человеческих переживаний. Тогда поднялась девушка, член звена высокого урожая свеклы, и сказала:

— А по-моему, Марья должна остаться председателем и колхоз ее должен стать передовым.

Мысль читателей, мысль народа, перешагнувшего через точку, которую собирался поставить писатель, помогла ему расширить и до конца осмыслить тему.

Кстати, с этим полностью перекликалась статья преждевременно ушедшего из жизни очень тонкого критика А. Н. Макарова по поводу первой части «Марьи», опубликованной в «Новом мире» за 1947 год, — «Заявка на большую тему».

Разработке этой темы и были посвящены вторая и третья части романа. Женщинам, прошедшим сквозь огневую закалку войны, теперь, в послевоенные годы, нужно решать ряд важных и личных, семейных и общественных вопросов. Нужно было расти дальше, нужно было сочетать личное и общественное, отстоять себя и в своем лице достоинство советской женщины, ее способность разрешать большие и хозяйственные, и политические, и нравственные проблемы, вставшие перед страной. По этому пути и пошла Марья.

А Семен?

Уходя на фронт, он оставил жену-хозяйку, хлопотавшую у печки. На том зиждилась жизнь: муж работает — жена дом вяжет.

А теперь? К чему он пришел и что он нашел?

Она, Марья, — общественный деятель, «государственный человек», а он — «Марьин муж», можно сказать, никто. Это он-то, фронтовик и по характеру совсем не простой, а очень даже «суковатый мужик».

И началось: то не так и это не этак, все шло враскос, грозило полным развалом, и вот уже Марья под горячую руку бросает ему: «Не мешай ты мне, Семен! Не мешай!» «Знать, по судьбе нашей борона прошлась», — по-старому, по-крестьянски думает и мучается Семен, но тут на помощь ему приходит новый опыт, нравственный опыт войны.