Суассонская девка

Полночи я крутился с боку на бок, обдумывая все эти технические проблемы, получая время от времени тычки локтя Лаиды вбок, а утром, проснувшись, решил минимизировать устройство. Десятисантиметровые стержни, вырезанные из цельных кусков угля, никакой прокладки, поскольку такие коротыши и так никуда не денутся. Глухую заслонку перед свечой, а свет будет отражаться от стены. Все.

— Проходите и рассаживайтесь вот здесь. — Показал я на скамью, поставленную у окна. — Подходить и смотреть близко не надо, это вредно для глаз.

Солнце только зашло, в комнате глубокие сумерки. У стены напротив окна за железной заслонкой свеча, на столике рядом генератор, возле которого нервно топтался Крат.

— Можно зажигать?

Минаций степенно оглядел зрителей, и милостиво махнул рукой.

— Давай!

Луций щурился с добродушным любопытством, Порций напрягся, приготовившись бежать толи к двери, спасаться, толи к столу, гасить свет. Поппея, насмотревшаяся на электрические штучки, лениво поглаживала шею.

— А возле лампы всегда будет стоять раб? — Подколола меня Поппея.

— Нет, — спокойно возразил я, — потом она будет работать от мельницы. Ее уже восстановили после разрушения гоблинами. Крат, крути!

Крат так навалился на ручку, что столик под генератором жалобно заскрипел. Я выждал пару секунд, пока катушка наберет обороты, и щелкнул тумблером, устроив короткое замыкание. Послышался легкий треск, посыпались искры, и свеча мудрого Яблочкова загорелась ровным, ослепительным светом.

— Ах! — Дружно выдохнули три мужика, Поппея столь же громко презрительно фыркнула.

Пятисотка, не меньше, оценил я свет лампы. Вечером, в темноте она смотрелась куда ярче, чем днем, на предварительных испытаниях. Заслонка отбрасывала на сидящих густую тень, но свет, отражаемый дальней и боковыми стенами, прекрасно освещал комнату.

— Поразительно, до чего ярко! — Луций поднялся и шагнул вперед, но я вежливо и аккуратно остановил его.

— Пока смотреть нельзя, — напомнил я, — потом я заменю заслонку на красивое прозрачное стекло, и комната будет освещаться равномерно.

— А если покажется слишком светло, нельзя будет сделать темнее? Ведь так невозможно спать!

На этого Минация не угодишь.

— Конечно! Когда все будет готово, можно будет сделать и светлее, и темнее, как кому удобнее. А на ночь лучше совсем выключать.

Словно послушав меня, лампа потухла, погрузив комнату в полный мрак.

После столь блестящей демонстрации мне дали зеленый свет на легальное изготовление любого электрооборудования. Теперь уже не надо было скрывать от ушлого Порция наши с Кратом техноизвращения. И вовремя — вряд ли нам удалось бы приобрести, не вызывая вопросов, больше центнера медной проволоки, ушедшей на основной генератор. Зато теперь это чудо инженерной мысли, почти метр в поперечнике из-за специфической изоляции, на вполне законных основаниях было соединено с главным водобойным колесом на восстановленной хозяйской мельнице.

Были решены и смущавшие меня технические проблемы. Угольные электроды укладывались горизонтально, наподобие рельс, поэтому они могли быть любой длины, не требовали дополнительных изолирующих прокладок между собой, и могли быть при этом не особо прочными. Чтобы обеспечить непрерывное освещение в течение всей ночи, без замены, достаточно было двухметровых электродов, что, на мой взгляд, было не слишком длинно.

Горизонтальное расположение электродов породило новую проблему, свет от свечи шел вверх, образуя под лампой, размещаемой под потолком, мертвую зону. Решением послужили вогнутые зеркала из полированной меди, размещаемые над лампами. А яркость ламп регулировалась толщиной электродов. Через пару дней после первой демонстрации дом был электрифицирован в плане освещения полностью. В коридорах и комнатах горели лампы средней яркости, в господской спальне тонюсенькие электроды давали слабый свет ночника, а над крыльцом двор освещал такой мощный прожектор, что у дальней стены, за двести метров при желании можно было читать или шить.

Благодаря всем этим свершениям на трудовой ниве, и вкусным плодам технического прогресса, по достоинству оцененным Минацием, мое положение в усадебной табели о рангах существенно повысилось. Это приносило мне существенные моральные дивиденды. Но не материальные. Я по-прежнему жил с Лаидой в маленькой комнатушке, и обедал со среднеценными рабами на кухне. Считая себя уже заслужившим большего, я задумывался о том, чтобы поставить перед Минацием вопрос о своем допуске к господскому столу с наравне с Луцием и Порцием, вот только… там ведь была еще и Поппея.