Судьба

Колокол зазвонил вновь. Сали заметила огромный айсберг, вплывающий в бухту. У этой плоской ледяной глыбы посередке стояли две мачты, а по бокам торчали паровые весла. Это прибыла баржа. Она стукнулась о причал, и во все стороны посыпались куски льда. Опустили трап, и появились двое мужчин в куртках из моржовой шкуры. Они остановились на краю причала и уставились на валявшиеся вокруг тела. Из недр баржи появился еще один человек, в шубе из шкуры белого медведя. Он сошел на причал и не моргнув глазом перешагнул через убитого. Обозревая побоище, он взглянул на троих, сидевших у подножья пирамиды.

– Сегодня досталась легкая добыча, а? Куда плывем?

Сали поднялась и отряхнула присыпанные снегом плечи.

– В Хуршу. Трое нас и наши лошади.

– А, Солнце под Лагуной. Вы паломники? – капитан заметил, как у Сали сверкнули глаза, и примирительно вскинул руки. – Не сочтите за неуважение, госпожа. Просто спрашиваю.

Сали продолжала гневно мерить его взглядом.

– Ваша лодчонка может доставить нас туда или нет?

– Это баржа, а не чжунская рыбацкая посудина.

– Слова, одни слова, моряк.

Теперь уже капитан уставился на нее, сверкая глазами. А затем улыбнулся до ушей.

– Девять дней пути, а если застигнет буран, то еще три. Шесть остановок до порта назначения. На троих твоих одна палатка, питайтесь как знаете. Можете покупать у нас рыбу – или ходите голодные. Мне дела нет. Одна серебряная монета в день, вне зависимости от продолжительности плавания. Ни оружия, ни огня, ни беспорядков не допускается. Я в виде исключения возьму ваших лошадей, но убирать за ними будете сами. Кто будет мочиться на снег, сброшу за борт. Ваших кляч это тоже касается. Ясно?

Сали кивнула.

– Вот и славно. Я капитан Лэ Хуань Ци Тирапут Кунгль. Можете звать меня капитан Лэ Хуань Ци Тирапут Кунгль.

Сали как-то встретила хаппанского торговца с Цепных островов, расположенных в Нгинском океане. У него тоже было нелепо длинное имя. И он настаивал, чтобы его называли именно так. Видимо, у хаппан такой обычай.

Капитан Лэ Хуань Ци Тирапут Кунгль повернулся и зашагал обратно на свой плавучий кусок льда, жестом велев путникам следовать за ним.

– Добро пожаловать на «Хану».

Глава 20. Убийственная скука

Цзянь хорошо понимал, отчего ему поначалу так понравилась мысль о чередовании наставников. Тайши свято верила в привычку и повторение, и три года утомительно неторопливого обучения в отдаленном уголке мира истощили его терпение. К тому же Цзяню было запрещено покидать храм из-за объявления о розыске, а во втором цикле уединение сделалось особенно мучительным.

Когда Тайши объявила, что прославленные мастера займутся его обучением вместе с ней, Цзянь думал, что они смешают личные стили, создав непревзойденную технику. Так поступали его прежние наставники в Небесном дворце. Он грезил о том, как научится сочетать их способности и станет непобедим. Проворство Хуту, хитрость Погруженного Кулака, дальнобойность Пальца-Бича, сила Немеркнущего Яркого Света будут дополнять превосходящую все технику Шепчущих Ветров. Они сделают его военным искусником, достойным звания Предреченного героя Тяньди, воина пяти Поднебесных, победителя Вечного Хана Катуа, спасителя народов Чжун и других возвышенных титулов, которыми наградили Цзяня.

По крайней мере, так, по мнению юноши, должны были обстоять дела. Однако на первом же занятии мастер Нарвани отвела его на полянку в бамбуковых зарослях и приказала стать деревом. И все. Держать расслабленные руки над головой под неудобным углом и стоять неподвижно.

Стать каким-то дурацким деревом!

– Почувствуй, как твои корни держатся за землю. Пусть ветер колышет твои ветви, – ворковала Бхазани на ухо Цзяню. – Вбирай все, что находится вокруг, и становись частью леса.

И тому подобная ерунда.

Несколько недель на уроках Нарвани Цзянь выполнял разные нелепые задания. Однажды ему пришлось изображать камень; в другой раз Нарвани заставила его до изнеможения бегать по зарослям в полной темноте, одновременно приказав обострить все органы чувств, чтобы расширить сознание. Все это казалось напрасной тратой времени. Вскоре Цзянь стал с раздражением ожидать уроков с Бхазани.

Спустя месяц его наконец повысили – он уже изображал не дерево, а статую и одновременно читал какие-то непристойные стихи.

– Пустая возня, – проворчал Цзянь.

В животе у него урчало. Он стоял в стойке цапли, подняв одно колено и раскинув руки в сторону. Бхазани иногда ставила его в боевую стойку, иногда заставляла изображать животных. Иногда она велела Цзяню встать наверху водопада, или под водопадом, или на скользкий камень, или на высокую ветку, или на шест в тренировочном дворике. Иногда сочетала несколько приемов и заставляла его, например, удерживать позу, стоя под водопадом. В довершение всего Бхазани требовала, чтобы ее уроки начинались поутру, с восходом солнца.

– Он хорошо держит равновесие, – заметила Сонайя с края поляны. – Но глаза…

– Они сразу всё выдают, – согласилась Бхазани. – Его взгляд слишком красноречив. Эй, перестань любоваться пейзажем.