– Ваши руки никогда не размыкались, пока вы находились в одной комнате. Вы подолгу гуляли по саду ночью, цепляясь за его руку, и все время флиртовали. Вам было все равно, что вас увидят. Вы казались по-настоящему влюбленной в Зандера.
Я думаю о долгих прогулках и о той паре, которая сидела сегодня на скамейке в саду, под цветочным деревом, и мои щеки вспыхивают огнем.
– Мне трудно это представить. – Опять же, все, что мне нужно сделать, это вспомнить тот момент в башне, чтобы понять – у Зандера есть и другая сторона. Я замечаю нечто знакомое в том, как Элисэф произнес его имя. – Ты с ним дружишь. С королем.
– Мы знаем друг друга много лет. Да.
– Как много?
– Очень много. – Голос Элисэфа звучит ближе. Наверное, он присел. – А вопросы о короле предлагаю приберечь для короля, чтобы меня не выпороли.
– Он часто так делает? Раздает наказания каждый раз, когда кто-то делает то, что ему не нравится?
– Вам придется спросить его.
– Что еще ты можешь рассказать мне о другой версии меня? Знаешь… о
Еще один тихий смешок доносится с другой стороны двери. Прошло так много времени с тех пор, как кто-либо, с кем я говорила, искренне смеялся.
– Она была очень приятной. Изо всех сил старалась показать себя благосклонной королевой, когда после объединения королю Эчану и королеве Эсме пришло время передать престол. Она также прислушивалась к мнению Зандера по всем делам двора.
– Например?
Я слышу тихий стук в дверь, вероятно, голова Элисэфа откидывается назад.
– Например, по вопросам, касающимся законов, которые управляют как смертным народом, так и Нетленными. И по поводу перемен, в коих отчаянно нуждаются смертные.
– Ты имеешь в виду людей?
– Да, Ваше Выс… – Он останавливает себя. – Да. И нескольких заклинателей, что у нас имеются, конечно. Но в основном людей.
– И каких изменений они просят?
– Самым провокационным прошением была бы возможность жить и работать свободно, как это делают Нетленные. Не служить.
Я хмурюсь, когда его слова обретают смысл.
– Разве люди сейчас не живут свободно?
Очевидно, в этих стенах существуют собственные порядки, чего и следовало ожидать, когда имеешь дело с королевской семьей. Но неужели Элисэф говорит, что подобное происходит и
– Цирилея более прогрессивна, но многие лорды Илора предпочли бы держать смертных в рабстве.
При этом слове на меня накатывает волна удивления.
– Ты хочешь сказать, что люди в Илоре – рабы?
– Это слово илорианцам не нравится, но да, в целом люди служат Нетленным.
–
– Вы обнаружите крайне мало семей, в которых нет хотя бы одного смертного в рабстве. Это требование, – мягко говорит он. Кажется, с оттенком стыда? – Они служат множеством разных способов. Если вы обратите внимание, то увидите в их ушах метку, на которой стоит фамилия их хранителя.
– Вот что это такое? Метки о
Это как помечают скот.
Я морщусь. При других обстоятельствах
– В обмен на их службу и верность смертным гарантируется жилье и защита для них самих и их потомков.
– Защита от чего?
– От тех, кто обидел бы их, представься возможность. Те, кто носят метки, считаются собственностью, а любой, кто причиняет вред чужому имуществу, будет наказан соответствующим образом.
Мой рот наполняет горький привкус.
– И это большая проблема в Илоре? Нетленные причиняют вред людям, если у них нет владельцев?
– Мы называем их
Это правда, или так говорят себе работорговцы? Чувствуют ли себя
Я принадлежала Корсакову, и, хотя у меня было много свободы и мой образ жизни был намного лучше того, с чем я сталкивалась на улице, все же я чувствовала себя в ловушке. Даже его имя, которое я могла использовать в качестве защиты в случае необходимости, не придавало мне уверенности в собственной безопасности.
Меня, словно молнией, поражает мысль.
– Ибарис тоже порабощает людей?
– Да, хотя это не то же самое, что в Илоре. В основном это делает знать.
Я срываю последнюю гроздь с лозы, надеясь, что завтра Коррин принесет еще.
– Я привезла кого-нибудь из них с собой сюда?
– Полагаю, что с вами были три смертные служанки. Одна погибла в результате нападения, а двое других были наказаны соответствующим образом.
– И они, вероятно, просто делали то, что им было приказано, – бормочу я.
– Это верное предположение.