Судьба протягивает руку

Любил я и процесс синхронной записи звука – были на «Мосфильме» две виртуозные женские бригады со своими цеховыми секретами, изобретательными решениями. Они изображали мужские и женские шаги, дождь, ветер, шорохи, скрипы – и для всего имелись свои особые приспособления. Работали эти две бригады довольно бойко, и за 6–7 смен фильм наполнялся жизнью, а потом на перезаписи всё сводилось на микшерском пульте, и ты видел наконец картину со всеми её звуковыми эффектами, а это, безусловно, настоящее чудо. Смотришь и думаешь: боже, неужели всё сошлось: и голоса актёров, и шумы, и музыка!

А потом наступает этап, когда можно показать картину худсовету – сначала творческого объединения, а потом и киностудии. Ситуации бывали разные, порой скандальные, иногда комичные. На худсоветы кроме коллег-кинематографистов могли пригласить рабочих с завода, чтобы и они высказались. Но если критиковать картину по горячим следам несложно, и часто именно так и происходило, то откровенно благосклонная, а тем более восторженная оценка сразу после просмотра – явление редкое. Всё-таки профессионалам-кинематографистам нужно время для притирки мнений. Например, на «Мосфильме» далеко не сразу увидели нечто выдающееся в картине «Летят журавли», которая стала впоследствии классикой, поначалу не отнесли к шедеврам и «Балладу о солдате».

Чаще всего на худсоветах говорили какие-то добрые слова, подбирали дежурные дипломатичные формулировки. Именно так обсуждался «Розыгрыш», правда, совершенно для меня неожиданно директор студии Сизов, который традиционно не обращал внимания на общие веяния, взял слово и, вероятно, руководствуясь педагогическими соображениями, заявил: «Ну, не захвалите молодого режиссёра! Да, нормальную сделал картину, вторую категорию мы ей дадим, а на первую она не тянет, молодой ещё, неопытный…» А вот когда обсуждали фильм «Москва слезам не верит», Николай Трофимович встал и совершенно искренне, что называется, от сердца, сказал: «Замечательная картина! Мы ещё с ней столько всяких наград получим! Я вас уверяю!» Было заметно, что фильм его задел чисто по-человечески.

Картину мы сдали в Госкино в срок – 1 июля 1979 года. Партийному начальству её ещё не показали, но наша работа была окончена, и мы с Верой и Юлей поехали отдыхать в Пицунду, а когда я вернулся в Москву, то, встретившись с Николаем Трофимовичем, спросил:

– Ну что? Гришин-то как отреагировал?

– А что Гришин? – удивлённо поинтересовался Сизов.

– Ну как, вы боялись, что Гришин из-за этой сцены с Табаковым…

– А-а, ты об этом!.. Ерунда! Брежнев в восторге!

У нас на руках появилась самая крупная козырная карта, и картина начала своё триумфальное шествие.

Ещё до премьеры, с первых просмотров на «Мосфильме» начинала складываться легенда, хотя меня это никак не задевало, я просто замечал, что залы заполнены, а лица выходящих оттуда не выражают уныния. Оценки были благосклонными, и я постепенно стал свыкаться с мыслью, что картина получилась хорошая. Нам выплатили постановочные за две серии по первой категории, но денег этих я, можно сказать, не увидел, потому что надо было раздать долги, купить что-то самое необходимое.

Картину должны были отправить в Испанию на какой-то фестиваль, поэтому мне понадобилось собирать документы для загранпоездки, и тут совершенно неожиданно возникли проблемы. У меня к тому времени сложились почти приятельские отношения с начальником иностранного отдела Госкино, мы с ним пару раз выпивали, он был ко мне весьма расположен, а тут вдруг вижу: человек начинает избегать общения, если в коридоре пересечёмся, глаза отводит, ныряет в какой-нибудь кабинет. Потом мне передали, что поездка в Испанию отменяется, и все попытки расспросить ответственного чиновника оказались безрезультатными – секретарша под разными предлогами отказывала в аудиенции.

Я понимаю, что совершил какой-то проступок, пытаюсь сообразить, где проштрафился, и вспоминаю одну из немногих поездок за границу, во Францию. После «Розыгрыша» меня включили в делегацию советских кинематографистов, и я наконец увидел вживую и Елисейские Поля, и Эйфелеву башню, правда, большую часть времени мы провели в провинциальном городке Анси на фестивале мультипликационных фильмов, что было не очень интересно, а потому я принялся изучать окрестности гостиницы и обнаружил буквально в двух шагах от неё порнокинотеатр. Влекомый любопытством, я, разумеется, пошёл туда, а вернувшись в гостиницу, рассказал остальным членам делегации, какое зрелище можно увидеть всего за пять франков буквально за углом. Таким образом, я организовал культпоход, в который отправились почти все наши, включая девушку, курирующую группу от «Интуриста»; правда, когда на экране появились первые кадры, наша сопровождающая заохала и выбежала из зала, а ведь это было ещё не кино, а только реклама предстоящих на следующей неделе премьер. Как выяснилось значительно позже, я стал невыездным именно из-за этой поездки во Францию: кто-то из коллег стуканул, правда, эпизод с порнокинотеатром не фигурировал в качестве обвинения.