Судьба протягивает руку

Возможно, я бы и не пошёл на поводу у киноведов, не погрузился бы в самокопание, если бы не стал замечать пренебрежительного отношения коллег, многих из которых я считал своими приятелями, а некоторых даже друзьями. Постепенно я стал осознавать, что в киношной тусовке на мне поставили крест. Я чувствовал это, когда шёл, например, обычным маршрутом в ресторан Дома кино и попадал вместо привычной комфортной среды в зону глухого отчуждения. Я совершенно точно ощущал, как спину мою прожигают ненавидящие взгляды. Новое моё положение становилось по-настоящему невыносимым, а я даже ни с кем не мог поговорить на эту тему: Вера, как и я, подобным опытом не обладала и посоветовать ничего не могла.

Когда через пятнадцать лет Юля стала ведущей передачи «Я сама» и у неё случился никак не ожидаемый, взрывной, лавинообразный успех, история во многом повторилась. И уже она не могла понять, почему вокруг возникает вакуум, подруги предают, коллеги устраивают обструкцию, вставляют палки в колёса. Она возвращалась с работы в слезах, и я объяснял, опираясь на собственный опыт:

– Юля, это просто большой успех! Не пугайся.

– Почему они меня так? За что? Я не понимаю…

– За то, что у тебя большой успех. Ты просто это должна перетерпеть, пережить.

Мне в 1979-м ничего подобного никто не говорил. Конечно, когда ребёнок с младых ногтей слышит, что такое явление как зависть в творческой среде существует, когда это не абстракция, а часть реальной жизни, то вырабатываются соответствующие модели поведения. Скажем, в семье Михалковых наверняка звучала байка о том, как доставалось Сергею Владимировичу в связи с его текстом Гимна СССР, как он реагировал на ехидно-осуждающий вопрос: «Ну как ты мог такое написать?» А отвечал Михалков-старший блестяще, афоризмом: «Написал! И петь теперь будете стоя».

Я не получил ни в детстве, ни в юности подобного опыта, а потому переживал страшно. Ничего подобного фразе: «Петь будете стоя» – отвалите, мол, ребята – сказать я не мог. Я не понимал, что нужно просто эту ситуацию перетерпеть. Уместным в моём случае было бы холодное равнодушие, но у меня возникала реакция иного рода – в голове родилась малодушная мысль: «Зачем я снял этот фильм?» Ведь у меня всё было так прекрасно без него! Я имел нормальный, необременительный успех с фильмом «Розыгрыш». Успех, вполне достаточный для удовлетворения самолюбия и вполне приемлемый для коллег – его они могли пережить. Но успех картины «Москва слезам не верит» оказался для киношной тусовки невыносимым.

Пил я в это время много, курил непрестанно. У меня появилась новая компания – Саша Фатюшин и Борька Сморчков. Частенько к нам присоединялись Володя Кучинский и Гена Ялович. Иногда подъезжал почти не пьющий Серёжа Никитин, показывал нам новые песни. Думаю, он надеялся посотрудничать со мной в будущем и потому поддерживал отношения. Серёжа тоже сильно переживал, что в киношной среде с такой враждебностью отнеслись к картине, а я подливал масла в огонь. У меня в это время появилось хобби: я собирал коллекцию вырезок из газет и журналов и с мазохистским удовольствием зачитывал за столом какую-нибудь очередную критическую публикацию. Если под рецензией стояла фамилия известной персоны, маститого критика, можно было не сомневаться – разгром обеспечен.

Особенным образом на меня подействовал материал в одном из ленинградских журналов – отчёт о творческой встрече Михаила Ульянова, где среди прочих прозвучал зрительский вопрос о фильме «Москва слезам не верит». Тема была горячая, очереди в кинотеатры на нашу картину стали заметным событием общественной жизни. Ульянов ответил, дескать, дорогие мои, а что вы хотите, вы сами создали фильму рекламу: проголосовали ногами, пошли толпой на дешёвку, смотрели, разинув рты, эту сказочку…

И я смиренно принял очередную оплеуху, едва ли не согласившись с мэтром, который подхватил идею, высказываемую ранее многими другими экспертами по фильму «Москва слезам не верит». Правда, потом я задумался, засомневался. Возможно, сомнений бы не возникло, если бы кто-то другой заговорил о «сказочке» – не Ульянов.

А почему, собственно, «сказочка»?

Почему Михаил Александрович Ульянов использует это определение, хотя он сам приехал в Москву из глухого сибирского городка, поступил в один из лучших театральных вузов Москвы; ему ещё сорока не было, когда, сыграв в «Председателе», получил Ленинскую премию, а в сорок два стал народным артистом СССР. Это тоже «сказочка»?.. О своей жизни он никогда бы так не сказал, а вот история Кати Тихомировой воспринималась им почему-то как сказочная…