Судьба протягивает руку

Конечно, ключевым в замысле фильма «Любовь и голуби» стало решение не скрывать театральность происхождения материала. Володя Гуркин – прирождённый драматург, да ещё и поработавший театральным артистом, он писал, ощущая кулисы, сцену, её статичность и границы. Поэтому не стоило дробить без надобности эпизоды, как это обычно делают, приспосабливая пьесу для экрана. Не стоило суетиться в поисках разнообразия натуры – эту сцену у реки, другую в лесу, третью ещё где-нибудь. Для нас двор стал сценической площадкой, и сценичность эта подчёркивалась деревянным настилом – вполне соответствующим традициям деревенской жизни и вместе с тем создающим атмосферу театральности происходящего. Мы пристроили к дому веранду, и она расширила и обогатила съёмочную площадку. Над двором возвышалась построенная нами голубятня, вниз от двора уходил спуск к реке – эти «вертикали» позволяли придумывать интересные мизансцены. Надо сказать, что организованное нами пространство оказалось блестящим кинематографическим решением, о котором я вспоминаю с гордостью. В этой театральной условности совершенно органично смотрелись и глубокий старик дядя Митя, сыгранный 47-летним Юрским, и дряхлая баба Шура в исполнении 38-летней Наташи Теняковой.

Ещё появился у меня замысел, не продуманный, впрочем, в деталях, – каким-то образом использовать в фильме танцы. Я нашёл хорошего хореографа – Гену Абрамова, хотя и не смог точно поставить ему задачу, а просто просил придумать танцевальные номера для героев, рассчитывая, что хореографические находки приведут меня к интересному режиссёрскому решению. В своих зыбких творческих фантазиях я отталкивался от вахтанговского спектакля «Принцесса Турандот». Там были такие вспомогательные персонажи – цанни – группа артистов, которая меняла декорации и разыгрывала короткие немые сцены, показывая зрителю, что он увидит в следующей картине. Что-нибудь в этом ключе мне и хотелось сделать, но замысел был намечен пунктирно и требовал развития.

Параллельно со съёмками артисты репетировали в клубе с хореографом, много чего понапридумывали, но я приходил, смотрел и говорил: «Нет, это не то…» А ещё мы привезли из Петрозаводска самодеятельный танцевальный коллектив – энтузиастов-любителей, которые тоже, вместе с артистами, участвовали в репетициях, но все предлагаемые решения, по-своему интересные, у меня никак не складывались в законченную картину, не связывались с историей, которую мы должны были рассказать. Думаю, я изрядно надоел группе своими мучительными творческими поисками, так что, когда мне пришлось на три дня уехать в Москву отсматривать снятый в экспедиции материал, Феликс Иванович Ясюкевич построил теперь уже известную по фильму танцплощадку на обрыве у реки. Таким образом меня припёрли к стене: ты хотел танцев? – пожалуйста, вот тебе танцевальный ансамбль, артисты, хореограф и танцплощадка, будь добр, режиссируй!.. Это был талантливый ход – меня просто вынудили принять, наконец, решение.

Так выходит, что по прошествии десятилетий актёры вспоминают работу на моих картинах как нечто радостное, чуть ли не лёгким весёлым приключением. Рая Рязанова, например, рассказывает, как мы с Верой заезжали по пути на студию за ней, за Ирой Муравьёвой, и потом, собравшись вместе, дурачились в машине, пели песни, хохотали. Да, артистки действительно могли весело петь в машине по пути на съёмки, но я-то ехал туда в качестве заложника. Эта ситуация абсолютно точно показана в любимейшем моём фильме «8½», когда Мастроянни чуть ли не волоком тащат на съёмочную площадку. Уже давным-давно надо кричать «мотор», а режиссёр упирается, увиливает, потому что не понимает, что снимать – у него нет решения.

О съёмках фильма «Любовь и голуби» артисты вспоминают с ещё большим восторгом. Карельская экспедиция продлилась около месяца, многие приехали туда семьями: Гуркин – с женой Людмилой и маленьким сыном, Юрский и Тенякова взяли с собой десятилетнюю дочь Дашу, Михайлов – сына Костю. Ко мне приехала Юля и замечательно там жила, дружила со всеми, этот месяц у неё одно из самых ярких воспоминаний отрочества, ей было тогда четырнадцать лет.

Выяснилось, что Карелия – настоящий грибной рай. Я вообще-то не грибник, да и кулинарные достоинства этого продукта оцениваю без фанатизма, но коллеги, кажется, всё своё свободное время посвящали сбору, переработке и заготовке грибов. По дороге на съёмку они припадали к окнам машины, высматривая, что там растёт вдоль дороги, восклицая восторженно, когда удавалось заметить какой-нибудь очередной гигантский «белый». По вечерам в гостинице стояло характерное благоухание: грибы чистили, жарили, закатывали в банки, и на фоне этого гастрономического праздника, в который был вовлечён весь коллектив, то и дело возникало мрачное лицо режиссёра, поглощённого тревожными мыслями.