Я поднял глаза. Если видишь стаю воронов – это почти наверняка окажется стая ворон. А ворона-одиночка – почти наверняка на самом деле ворон. Но эту птицу я узнал мгновенно – по серебряному клюву. Она кружила надо мной. Теперь у нее появились еще и алые перья?
– Пеструха! – крикнул я.
Та каркнула в ответ и улетела в сторону города.
– Вот глупая птица! – сказал я вслух.
Совет был совершенно не в духе Ночного Волка. Я снова стал пить. Почувствовав, что больше воды в меня уже не поместится, выбрался из глинистого углубления и отошел от родника туда, где росла чистая трава.
– Теперь можно поспать?
«Когда мне сделалось все равно», – подумал я, но не позволил услышать эту мысль Ночному Волку. Я был бы даже почти рад, если бы кто-то набросился на меня и можно было бы душить его, рвать зубами и пинать. Моя тревога перевоплотилась в злость на все, чего я не знал и чем не мог управлять.
Я почувствовал ее приближение Даром и успел обернуться, прежде чем она опустилась на ощипанную овцами траву у моих ног. Уронив на траву что-то большое, Пеструха дернула головой, по-птичьи приветствуя меня.
– Ешь, серебряный, – предложила она.
И отвлеклась на то, чтобы пригладить перышки. Ее оперение успело сделаться еще более блестящим, чем прежде. Некоторые маховые перья стали алыми, а черные приобрели синеватый отлив.
– А у тебя клюв серебряный, – поддразнил я ее. – Опять с драконами болталась?
Она в ответ каркнула с довольным видом, будто хихикнула. Я наклонился рассмотреть ее приношение – какой-то коричневый мокрый кубик.
– Что это такое? – спросил я.
– Еда, – сообщила Пеструха и снова взлетела.
– Погоди! Где остальные? Что случилось?
Ворона описала надо мной круг:
– Драконы! Прекрасные, прекрасные драконы. Совершенный превратился в драконов.
– Пеструха, прошу тебя! Где мои друзья?
– Одни умерли, другие отправились, – обронила она. – Один идет.
– Кто умер? Куда отправились? Кто идет? Птичка! Пеструха! Вернись!
Но ворона меня будто и не слышала. Она полетела прямо в город – возможно, туда, где добыла еду. Если это еда. Я подобрал кубик и принюхался. От него исходил густой запах мяса.
Раз Ночной Волк сказал, что это съедобно, я больше не колебался. Откусил большой кусок. Он оказался очень вкусный, похожий на говядину и соленый. Брусок был размером с мой кулак: больше Пеструхе было бы не унести. Я мигом простил ей немногословность. То есть мне по-прежнему хотелось знать, что случилось, но мое тело считало, что поесть сейчас важнее. И еще попить. Я вернулся к роднику.
Напившись, отчистил остатки грязи со штанин. Вымыл и руки, но толку от этого не было никакого: Серебро по-прежнему покрывало их.
Овцы вдруг подняли головы, и я огляделся, ища, что привлекло их внимание. По склону холма поднимался Прилкоп. За ним на почтительном расстоянии шел кто-то из Белых. Прилкоп смотрел на меня с ужасом. Неужели я так страшно выгляжу? Да уж наверное.
Когда он подошел достаточно близко, чтобы не нужно было кричать, я спросил:
– Кто выжил?
Прилкоп остановился и мрачно спросил:
– Из наших или из ваших?
– Из наших! – Я разозлился, услышав в его вопросе укор.
– Би. Любимый. Мальчишка, который был с тобой, и девушка.
Я обрадовался было, но погасил свою радость, задав новый вопрос:
– А Лант?
– Воин, которого ты привел с собой? Когда я в последний раз видел их, его среди них не было. Возможно, не выплыл, когда корабль превратился в драконов.
Еще одно испытание для моего едва не помутившегося рассудка. Я выбрался из родника, где успел сильно взбаламутить воду, и побрел по усыпанной пометом земле к чистой траве. Прилкоп зашагал рядом, но не предложил мне опереться на его руку. Я не винил его.
– Куда отправились мои люди?
– В гавань вошел еще один корабль и забрал их.
Я посмотрел ему в глаза. Его взгляд был полон боли.
– Почему ты пришел ко мне?
– Я увидел ворону с несколькими алыми перьями. Она мне снилась однажды. Когда я окликнул ее, она подлетела, произнесла твое имя и сказала, что ты тут, с овцами. – Он огляделся. – С теми немногими, что уцелели, – добавил Прилкоп, и вновь в его голосе мне послышался упрек. – Я видел эту ворону с твоими друзьями, когда в последний раз говорил с Любимым.
– Ты говорил с Любимым?
Трава у меня под ногами была уже не так густо усыпана пометом. Я рухнул на нее, как портьера, сорвавшаяся со стены. Прилкоп присел рядом не настолько неуклюже, однако и не намного ловчее. Сколько же ему лет? Белый, которого он привел, остался стоять в отдалении и, казалось, готов был в любую минуту броситься наутек.
– Оставь еду и вино и можешь идти, – сказал ему Прилкоп.
Белый сбросил с плеча холщовую сумку, повернулся и убежал. Прилкоп со стоном вздохнул, встал на ноги, подобрал ношу и снова сел рядом со мной.
Когда он положил сумку между нами и открыл, я спросил:
– Я что, настолько страшный?