Первые аресты сестер последовали в связи с тем, что почти все они присоединились к иосифлянскому движению, которое ОГПУ преследовало особенно жестоко. Из 14 сестер общины в 1928 г. лишь две — инокиня Варвара Враская и монахиня Иоанна (Кундрюцкая?) — духовная дочь епископа Мануила (Лемешевского), последовали за Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергием. Остальные после приезда в Ленинград митрополита Серафима (Чичагова) временно перестали посещать богослужения в лаврских храмах. Владыка Мануил 28 марта 1928 г., вскоре после своего освобождения из Соловецкого лагеря, написал письмо матушке Серафиме (которую он хорошо знал по совместной борьбе с обновленчеством в 1922–1923 гг.), прося ее повлиять на отошедших от митрополита Сергия архиереев: «Всечестная матушка Серафима!
Простите, что не так много напишу, как хотелось бы, на душе слишком тяжело. Да, наконец, за каждое слово написанное должен буду отвечать своею совестью.
Вчера, 14/27 марта, состоялось постановление Синода (в составе и его нового члена: архп. Курского и Обоянского Ювеналия, вернувшегося по окончании 5 февраля срока своей высылки из Соловков) об увольнении от занимаемых кафедр: митр. Иосифа Одесского, еп. Димитрия Гдовского, еп. Сергия Нарвского, архп. Серафима Угличского, еп. Варлаама Любимского, еп. Евгения Ростовского, Иерофея Никольского, Алексия (Буй) Воронежской епархии и о запрещении в священнослужении. Не будем здесь спорить, законно или незаконно это постановление, своевременно или нет, это сейчас неважно, самое главное — все эти архипастыри (и, конечно, прилежавшие к ним пастыри) должны на этот раз подчиниться и объявить всем верующим, что, как запрещенные, они не дерзают служить.
Они могут апеллировать, требовать суда епископов — таковой и будет согласно постановлению Синода, но до суда или до своего раскаяния в нарушении церковного послушания — служить они ни в коем случае не должны. Технически представляется это в следующем виде. Синодское постановление в четверг 16/29 будет подписано членами Синода, затем оно будет разослано по адресатам — в Ярославль, Ленинград, Устюжну и т. д. Со дня получения под расписку этих синодских указов запрещение сие вступит в силу. До этого, очевидно, пройдет около недели. Матушка, на Вас также лежит обязанность их увещевать. Если их нельзя вразумить, убедить в их неправоте, то для Вас остается еще умолять их. Умоляйте слезно, умоляйте их не служить. Подумайте сами, какое потрясающее впечатление на верующих произвело бы сообщение еп. Димитрия о закрытии храма. Вы скажете: какие наступают дни, и закрыть храм — никогда. Но так мог бы рассуждать только слепец, меня охватывает священный трепет, страх от одной только мысли, что было бы со мной, если бы я, будучи запрещенным, стал бы служить?
Как ни грустно и ни тяжело было бы знать Вам, но все же приходится убедиться, что постановление Синода — более соборное решение, нежели единичное распоряжение митр. Иосифа и т. д. Подумайте, какая скорбь охватывает меня. Я теряю в лице отпавших пастырей лучших своих друзей и молитвенников, вместе с ними Вас, Ваших и моих духовных чад… Но как я могу теперь быть с Вами, раз Ваши руководители ослушаются и станут продолжать служить. Подумайте о последствиях этого. Я знаю, что Вы много можете сделать для умиротворения их, больше, чем даже Вы чувствуете. Прострите к ним свою мольбу и мою мольбу, которую я Вам передаю, и приходите поскорее под сень Св. Александра Невского.
Ваш искренний…»
Однако это письмо не повлияло на позицию монахини Серафимы. Видимо предвидя это, епископ Мануил вскоре послал другое письмо сестрам лаврской общины: «Сочувствую всем вам, скорблю глубоко за м. Серафиму. Не зная многого происходящего, она по-своему, конечно, права но… все же делатели раскола в торопливости своей излишней пошли по пути лукавствующей ревности о Господе. Многие из них лишились спокойствия духа, а это первый признак того, что они не во всем правы. Я и наших, отнюдь, не собираюсь всецело оправдывать или закрывать на все ими сотворенное глаза. Думаю, что м. Иоанна благую часть избрала, что временно отойдет от всего этого, не разрывая молитвенного общения чрез посещения Лаврского богослужения с митр. Серафимом и Сергием — ради единства Церкви»[660]
.28 апреля, в день приезда епископа Мануила в Ленинград, среди встречавших его на Московском вокзале была и мон. Иоанна. Прямо с вокзала Владыка поехал в Лавру на могилу своей матери, скончавшейся, когда он был в лагере. На другой день, вновь посетив дорогую ему могилу на Никольском кладбище, епископ прошел в келью схииеромонаха Серафима (Муравьева), где побеседовал со старцем, инокиней Варварой Враской и своими духовными детьми. Затем состоялась длительная, затянувшаяся за полночь дискуссия Владыки с собравшимися в келье мон. Серафимы (Голубевой) руководителями иосифлян. Но каждая из спорящих сторон осталась на своих позициях.