Судьбы иосифлянских пастырей

Иосифлянский наместник Лавры был арестован 22 августа 1930 г. вместе с проживавшим с ним в одной келии иеромонахом Тихоном (Зориным). Как и сестер лаврской общины, их обвинили в «умышленном» укрывательстве мелкой серебряной монеты. Дело монахинь выделили в отдельное производство, а отцов Алексия и Тихона включили в другое коллективное дело, по которому проходили еще 13 человек, в основном мирян — членов иосифлянских приходских советов. В составленном 7 декабря 1930 г. обвинительном заключении говорилось, что в середине года в стране возникли «затруднения» с серебряной разменной монетой, и одной из причин было «злостное укрывательство ее» церковным активом, якобы стремившимся подорвать денежное обращение в СССР. На самом деле, затруднения появились в результате массовой эмиссии бумажных денег и их девальвации, серебряные же монеты сохраняли свою устойчивость. Поэтому многие люди, в том числе верующие, копили их на приобретение вещей, продуктов и т. п. При обыске у архим. Алексия конфисковали 64 рубля серебром, а у иеромонаха Тихона — 48 рублей 60 копеек. Их обвинили также в распространении антисоветских листовок и слухов. На допросах насельники Лавры вели себя мужественно и свою вину отрицали. Вместе с отцами Алексием и Тихоном в одной келлии проживал монах Мартиниан (Баранцев), у которого при обыске изъяли 10 рублей серебром, но не арестовали. Позднее он перешел к сторонникам митр. Сергия, в 1934 г. был рукоположен во иеромонаха и выслан из Ленинграда уже в марте 1935 г.

Из 15 арестованных по делу «укрывателей серебра» 14 человек были осуждены. Постановлением Тройки Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе от 11 декабря 1930 г. архимандрит, ввиду пожилого возраста, был приговорен к высылке в Северный край на 3 года с конфискацией имущества и отправлен в д. Сысоиха Пустораменского сельсовета Харовского района Вологодского округа, а иеромонах Тихон — к трем годам заключения в концлагерь. Условия жизни о. Алексия в ссылке были тяжелыми, и 12 ноября 1932 г. он обратился в ГПУ с просьбой о досрочном освобождении, указывая, что «суровый климат и недостаток питания подорвали его здоровье», а в последнее время вообще перестали выдавать хлебный паек, без которого существовать невозможно. Однако архимандриту в ходатайстве отказали, и он отбыл полный срок[665].

Архим. Алексия в качестве духовника общины сестер сменил иосифлянский священник Сергий Батышев, до закрытия в 1930 г. служивший настоятелем храма Алексия, человека Божия при Ленинградском подворье Арзамасского Алексеевского монастыря. С 1930 г. он служил тайно на квартирах и трижды в месяц приезжал к сестрам в Лавру. В их комнате о. Сергий совершал молебны, исповедовал, причащал. Монахини ходили также на службы в собор Воскресения Христова, храмы Лавры, церковь Михаила Архангела (Малоколоменскую). Отца Сергия арестовали 8 октября 1931 г., его обвинили в антисоветской деятельности и «устройстве подпольных богослужений». Постановлением Коллегии ОГПУ от 20 марта 1932 г. о. Сергий был приговорен к 5 годам лагерей, а в 1937 г. его расстреляли[666].

В ночь с 17 на 18 февраля 1932 г. были арестованы все сестры общины. Тринадцать из них проходило по монашескому делу, объединявшему около 60 подследственных: 14 монахов

Александро-Невской Лавры, 15 — из подворий Валаамского монастыря и Киево-Печерской Лавры, 12 насельниц Воскресенского Новодевичьего монастыря, пять монахинь из Вырицы, два священника и несколько мирян. Сестры из общины Лавры мужественно говорили следователям о своем неприятии антирелигиозной политики правительства, именно в тот период осуществлявшего «безбожную пятилетку». Так, монахиня Евтропия (Петрова) заявила: «Советскую власть я ненавижу, ибо раньше царская власть была наша власть, она помогала монахиням, а советская власть ненавидит и церкви, и монастыри, следовательно отсюда ясно, что эту власть мы ненавидим». Почти так же говорила монахиня Саломия (Загорельская), распространявшая на улицах духовную литературу: «Советскую власть ненавижу потому, что она… занимается открытым грабежом, отобрала дома и имущество у хороших людей… Я считаю себя грешной, что от советской власти получала хлебную и продуктовую карточку и получала продукты. Наша обязанность была как можно больше привлекать людей в свою семью». Подтверждали сестры и свою верность Иоанновскому монастырю, в том числе, принятые в общину во второй половине 1920-х гг., например, монахиня Иоанна (Кундрюцкая) назвала себя на допросе последовательницей о. Иоанна Кронштадтского и подчеркнула: «Когда монастырь был закрыт, я… была в нем и молилась у стеночки»[667].