Судьбы передвижников

«Запорожцев», для которых, по обыкновению, была проделана внушительная подготовительная работа, постоянно теснили другие творческие замыслы художника, и они терпеливо ждали своего часа. Тема «Запорожцев» оставалась для Репина очень близкой, значимой, и, чтобы пополнить необходимые для работы впечатления, в 1888 году Илья Ефимович снова отправился на юг. Художник без устали искал подходящие типажи, зарисовывал характерные предметы быта. Первый эскиз «Запорожцев» и законченную картину, представшую на персональной выставке художника 1891 года, разделяют долгие двенадцать лет. Увидев «Запорожцев», Стасов отказался от своих ранних высказываний о неспособности Репина к исторической живописи, а Чистяков отметил: «Мало художников найдётся в Европе, которые так совершенно и выразительно чувствуют экспрессию…»

Деньги, полученные за холст «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», помогли Репину приобрести имение Здравнёво в Витебской губернии. Живописец приводит усадьбу в порядок: укрепляет берег Двины, высаживает липовую аллею, по своему проекту перестраивает дом. В новое витебское имение Илья Ефимович привозит своего отца, возраст которого приближался к девяностолетию. Угнетаемый семейным крахом, не лучшим образом отразившимся на детях, Репин предпринял попытку воссоединения с женой и позвал её в Здравнёво. Но обречённые, искусственно склеенные отношения через некоторое время развалились окончательно.

Когда проходила упомянутая персональная выставка 1891 года, Репин уже не был членом ТПХВ. Впервые он покинул Товарищество в 1887 году из-за расхождений во взглядах (такая причина, без подробностей, указана самим художником), но спустя год Илья Ефимович стал передвижником повторно. Изменение устава Товарищества, вследствие чего правление было заменено Советом, не допускавшим на выставки молодых художников с новыми взглядами на искусство, явилось причиной очередного расставания Репина с Товариществом. С 1890 до 1896 год Илья Ефимович выставлял свои произведения на передвижных выставках как экспонент, а потом снова вступил в Товарищество.

В конце 1893 года Репин получает звание профессора живописи и вскоре принимает руководство академической мастерской. Художник пребывал тогда в творческом кризисе, и педагогической деятельностью рассчитывал заполнить образовавшиеся пустоты. В письмах того периода он признавался: «Я работаю мало: у меня все ещё продолжается какое-то вакантное время. Я не могу ни на чём из моих затей остановиться серьёзно – всё кажется мелко, не стоит труда». Преподавание тем временем увлекло Репина по-настоящему, но переживаемых художником трудностей не становилось меньше. Приходилось противостоять нападкам вчерашних единомышленников, осуждавших сближение с академией и умалявших её значение. Илья Ефимович реагировал порывисто: «Передвижники (самое богатое у нас общество художн[иков]) не завели ни одной школы учеников за 20 лет! Где же учиться прикажете русской молодёжи художников, которые теперь как грибы растут по всей России и все, как к светочу мотыльки ночью, ползут и летят в академию. Разве есть возможность частными средствами удовлетворить эту национальную потребность гиганта-страны?»

Портрет Елизаветы Званцевой. И. Е. Репин. 1889 г. Холст, масло

Репин в Пенатах. 1909 г.

Репин-педагог не стал изобретателем нового эффективного метода обучения изобразительному искусству, но как великий мастер нёс в себе столько практических знаний и умений, что любой внимательный и прилежный ученик, посещавший репинскую мастерскую, имел все шансы вырасти в большого живописца. Собственно, такими и стали Иван Билибин, Филипп Малявин, Дмитрий Кардовский, Борис Кустодиев, Николай Фешин, всех не перечислить.

Яркие воспоминания об учителе оставила Анна Остроумова-Лебедева: «Репин часто бывал в мастерской. Уже издали был слышен его голос, низкий, полнозвучный, как колокол. Роста он был небольшого, худенький. Острые маленькие глаза смотрели внимательно и пытливо. Остроконечная бородка. Совсем ярославский мужичок, себе на уме. Был он с учениками замкнут и сдержан, и шёл от него холодок. К своему преподавательскому делу относился добросовестно, но часто был неровен. То так разбранит, раскритикует работу, хоть под землю провалиться, а то начнёт так хвалить, что стоишь красная и хочется заплакать, думая, что он смеётся. Его громадный талант, популярность вызывали в нас чувство благоговения и робость. Он это видел – робость нашу, но не делал особых попыток ближе, дружески, интимнее подойти к нам».

Считалось, что репинское преподавательское влияние на относительно подготовленную молодёжь оказывалось более результативным. Ещё недостаточно опытных, но явно отмеченных талантом учеников Илья Ефимович имел обыкновение отправлять к Павлу Чистякову. Валентин Серов не стал в этом смысле исключением.