Судьбы передвижников

В Германии, куда Иван Иванович прибыл из Швейцарии, его произведения – особенно рисунки пером – ценились высоко. В Тевтобургском лесу Шишкин много работал вместе с Евгением Дюккером и Львом Каменевым. Люди из близкого окружения Ивана Ивановича не уставали поражаться его выносливости и физической силе. Собираясь на этюды, Шишкин брал с собой железный мольберт, настолько тяжёлый, что его мало кто мог поднять. Могло показаться, что Иван Иванович совсем освоился в европейской жизни. На самом деле он очень по родине тосковал, что выразил в следующих строках своего письма: «…так бы и полетел в Россию, в Петербург, к товарищам, ах, как жаль, что их нет! Сижу и грустно насвистываю песенки русские, а в саду слышится пение немецкое; много ещё предстоит скучного и грустного впереди. <…> Чёрт знает, зачем, зачем я здесь, зачем сижу в номере Штадт Кобурге, отчего я не в России, я её так люблю! Грустно; пою и свищу почти со слезами на глазах: “Не уезжай, голубчик мой! Не покидай края родные!”; в репертуар моего пения вошли почти все русские мотивы, какие знаю. Грусть, страшная грусть, но вместе с тем и приятно – дай Бог, чтобы не утрачивалось это чувство, таскаясь по проклятой загранице».

В Мюнхене, в одной из пивных, услышав насмешки немцев в адрес русских и России, Шишкин пришёл в ярость. Началась драка, «окончившаяся сокрушением целой толпы немцев». На судебном разбирательстве было предъявлено орудие возмездия русского художника – толстенный железный прут, согнутый негодующими мощными руками в дугу. Суд Шишкина оправдал, и немецкие художники, в полной мере оценив высокую степень патриотизма собрата по цеху, в ближайшей от суда пивной воздали ему честь.

«…Ни в старинных картинах, ни у современных художников он не находит того направления, тех сюжетов, которые ему более всего были по душе, – гораздо позже прокомментировала тогдашнее заграничное настроение Ивана Ивановича его племянница Комарова. – Он не знал, за что приняться… Он привык к тесному кружку товарищей, в котором высказывались и обсуждались сомнения, поднимавшиеся в каждом из них, обсуждалась каждая вещь, – здесь же у него не было ни одного близкого человека. Но он осознавал, что вернуться из-за границы с пустыми руками нельзя, самолюбие не позволяло этого и заставляло работать и совершенствоваться». А в Петербурге тем временем возникла новаторская Артель художников, образованная начинающими живописцами, бросившими академии вызов. Бурно развивались в ней молодые дарования, проникшиеся идеями прогрессивного искусства. Об этом Шишкин узнавал от русских живописцев, работавших в Дюссельдорфе. Соотечественникам Иван Иванович напомнил о себе произведением, продемонстрировавшим зрелое мастерство художника. Картина Шишкина «Вид в окрестностях Дюссельдорфа», присланная на очередную академическую выставку 1865 года, была признана лучшей и принесла её автору звание академика.

Несколько лет своего заграничного пенсионерства Иван Шишкин провёл в основном в Германии и Швейцарии, но успел побывать ещё во Франции, Чехии, Бельгии, Голландии. Истосковавшийся по родине художник испрашивает разрешение вернуться домой раньше намеченного шестилетнего срока, и, получив его, в 1866 году спешит в Россию, чтобы поскорее свидеться со старыми друзьями и со знанием дела подтвердить им справедливость высказывания историка Ивана Забелина: «…ландшафт страны всегда имеет глубокое, неотразимое влияние и на мысль, и на поэтическое чувство народа и всегда возделывает и мысль и чувство в том характере, в том направлении и в той перспективе, какими сам отличается».

Иван Шишкин прибывает в родную Елабугу победителем, но долгие разговоры за родительским хлебосольным столом и участие в хозяйственной жизни дома, как прежде, не для него. Живописец без устали бродит по бередящим душу елабужским окрестностям. С собой у него маленький альбом, на первых страницах которого красуются дюссельдорфские зарисовки. Сделанные за лето наброски заполнили альбом полностью и уже в Петербурге подпитывали зимнее творчество художника.

В столице, в стенах не так давно образованной Артели художников, тем временем кипела интереснейшая художественная жизнь. Шишкин стал регулярно здесь бывать не в последнюю очередь по причине большой симпатии и глубокого уважения, которыми проникся к лидеру артели – Ивану Николаевичу Крамскому. В нём Иван Иванович увидел человека огромной воли, аналитического ума, тонкого вкуса и выдающейся интуиции. Шишкин пошёл за Крамским «с закрытыми глазами, и почти до конца все взгляды Крамского оставались и его взглядами». Иван Николаевич со своей стороны признал в Шишкине человека, «который знает природу учёным образом».