Образы суфражисток часто появлялись и в книгах писателей, не имеющих отношения к суфражистскому движению и потому выражающих общепринятую точку зрения на его существование и деятельность. Хотя сам по себе факт, что такие известные писатели, как Герберт Уэллс и Генри Джеймс, включили этих героинь в свои произведения, является показателем того, что суфражизм был неотъемлемой частью описываемой ими эпохи, а суфражистки – популярными, пусть и противоречивыми личностями. Авторы создавали в различной степени утрированные образы: суфражистки представали как лицемерные амбициозные старые девы, оказывающие нездоровое влияние на молодых девушек и женщин, которых они вовлекали в движение, мешая им устроить личную жизнь, любить и быть любимыми [59]
. То есть идея равноправия преподносилась как проблема антагонизма полов: и главной героине «Бостонцев» Г. Джеймса, и Делии Бланшфлауэр из одноименного романа Мэри Августы Уорд приходится выбирать между равноправием и любовью. Левые авторы подвергали критике лицемерие и приверженность викторианской морали, действительно присущие некоторым суфражисткам. Так, в «Энн Веронике» Г. Уэллс высмеивает отвращение к физическим аспектам любви, провозглашаемое Нэтти Минивер: «Тела! Тела! Тела! Ненавижу! Мы – души. Любовь – это более высокое чувство. Мы не животные» [60]. В другом своем произведении, «Жена сэра Исаака Хармана», Г. Уэллс представляет суфражистское движение как замкнутое в себе, подчиненное единственной абстрактной цели и неспособное оказать поддержку конкретной личности: когда главная героиня, уйдя от мужа, обращается за помощью к суфражетке мисс Алимони, та советует ей вернуться домой и не устраивать скандала, ибо это может нанести ущерб движению [61].Руководство суфражистских организаций всегда хорошо понимало идеологическое значение культурных репрезентаций. Периодические издания движения регулярно публиковали рецензии на новые книги, касавшиеся женского вопроса. Лидеры движения, Э. Панкхерст, Э. Петик-Лоуренс, М. Фоссет, писали критические статьи и делали обзоры просуфражистских и антисуфражистских произведений.
Таким образом, следует выделять два типа культурных репрезентаций суфражизма. Первый – саморепрезентации, создающие образ движения изнутри, направленные на развенчание гендерных стереотипов, рутинных топосов, формирующих и воспроизводящих идеологию коллективного, и на подрыв поддерживаемой социумом и культурой господствующей гендерной системы. Характерно, что эти репрезентации создавались как женщинами, так и мужчинами: художниками, писателями и драматургами. Второй – репрезентации суфражизма в господствующей культуре, имеющие в основном негативную окраску, базирующиеся на социокультурных представлениях о гендерной системе и неравном распределении власти между полами.
Устойчивая антипатия к милитанткам, которые в большей степени, чем другие суфражистки, нарушали гендерный контракт, подтверждает правоту С. Кент, считавшей, что и суфражистками, и их противниками проблема политического равноправия понималась значительно шире, чем просто вопрос предоставления права голоса, и трактовалась как посягательство на устои, на освященное вековыми традициями распределение власти и возможностей между полами [62]
. Это вызывало как осознанные, так и неотрефлексированные опасения и страхи по поводу того, что суфражистское движение может в корне изменить привычный порядок вещей не только в достаточно дистанцированной от рядового обывателя политической сфере, но и в обыденной жизни, в области, касающейся каждого. Поэтому даже сочувствовавшие суфражизму авторы в своих произведениях отражали господствующие гендерные стереотипы, «в принципе симпатизируя женскому движению, но не предполагая, что оно победит при их жизни» [63].Все сказанное выше позволяет определить суфражизм не только как социально-политическое движение, но и как субкультуру, то есть подсистему господствующей культуры английского общества конца XIX – начала XX в., имеющую свой набор характеристик, как знаковых (общность идеологии, ментальности, символики, культурного кода, картины мира), так и поведенческих (обычаи, ритуалы, нормы, модели и стереотипы поведения). Все вместе они формировали целостный образ, жизненные стили определенной, достаточно репрезентативной группы английского общества, включавшей в себя представителей различных социальных слоев обоих полов. Эта субкультура была в какой-то степени инновационной, отрицающей ценности и жизненный уклад, воспроизводимые базовой культурой. Она отвечала на назревшую потребность в модернизации доминирующего образа жизни и гендерной системы. С течением времени суфражистская субкультура обретала все большее количество сторонников и в итоге внесла ощутимый вклад в развитие всей культуры Великобритании конца XIX – начала XX в.