Сумеречные улицы

— Отправка сообщения: Моя дражайшая доктор Бреннан. Матильда. Выражаю своё почтение Вам и Торчвуду. Настало время избавиться от паразита, называющего себя Харкнессом. Дело ТВ3/87/БМ. Прочтите и следуйте инструкциям. Вечно Ваш покорный слуга, Билис Менджер, эсквайр.

Газета закрылась, и старик улыбнулся.

— Разумеется, это не сработает. Но забавно будет понаблюдать, как беспокоится наш любезный капитан.

Он опять сел в кресло, сделал глоток хереса и внезапно откинул крышку коробки. Сильнейший шквал яркого, резкого белого галогенного света практически вырвался из коробки, прямо вверх, пробился сквозь потолок и исчез.

И Билис Менджер засмеялся, представив себе, какую травму он нанесёт, безусловно, косвенно и тайно, своему… заклятому врагу.

— Заклятый враг? О, мне это нравится, — сказал он газете. — Я бы мог уладить дело с «врагом». Даже со «смертельным врагом». Но «заклятый враг» — о, однако же это великолепно.

* * *

Джек Харкнесс стоял в конце длинной улицы. На дальней её стороне кирпичная стена образовывала тупик Уорф-стрит. От Уорф-стрит налево ответвлялись четыре других улицы. Справа был только длинный ряд викторианских домов.

На четырёх улицах также стояли одинаковые дома с террасами. Все они предназначались для рабочих и были построены для докеров в 1872 году. В те времена эта земля принадлежала одному из местных бизнесменов, Гидеону ап Тарри, который хотел, чтобы его люди хорошо жили вместе со своими жёнами и детьми.

На противоположном конце четырёх боковых улиц пролегала точно такая же, как Уорф-стрит, улица под названием Бьют-террис.

Шесть улиц, застроенных домами, образовывали аккуратный квадрат земли.

И все эти дома были пусты. Точно так же, как в 1902 году, когда он впервые очутился здесь. И в другие времена. 1922-й — это был хороший год. И в 1934-м, старушка, которая кидалась в него чем попало…

Ничто не меняется. Ни следа ветхости. Просто… там.

Джек уже собирался шагнуть вперёд, когда внезапно произошло кое-что, чего не случалось во время его предыдущих вторжений.

Собака, маленький коричневый кокер-спаниель, выбежала из-за его спины и понеслась в сторону Уорф-стрит, немного задыхаясь. Она проскользнула мимо ноги Джека и очутилась на Уорф-стрит. На мгновение она остановилась и приподняла голову, словно прислушиваясь, подумалось Джеку. Она прислушивалась к чему-то на той частоте, которую могут различать собаки, но не могут люди. Затем она продолжила бег и свернула налево, на вторую из пересекающих Уорф-стрит улиц. Джек понятия не имел, как эта улица называется; если там и была табличка, то она находилась на той стене, которую Джек со своего места не видел.

Собака полностью исчезла из поля его зрения, и Джек свернул налево, чтобы проверить Бьют-террис. Собака больше не появлялась, и Джек предположил, что она нашла себе развлечение в каком-нибудь переулке.

Конечно, в каком-нибудь другом месте он мог бы просто болтаться по улицам, чтобы посмотреть, что делает собака.

Но этот крошечный квартал улиц, известный как Третарри, был для Джека запретной зоной. И так было всегда. Ещё с 1902 года, когда он, пьяный, случайно забрёл сюда однажды ночью. (О, это была хорошая ночь. Та танцовщица. И моряк. Вместе…) Он попытался идти дальше, но потом, очнувшись, обнаружил себя лежащим на спине на том же самом месте, где он стоял теперь. И на протяжении следующих двух дней он принимал у себя в гостях Похмельного короля Похмельного народа.

То же самое случалось во время других его визитов — он физически не мог попасть в Третарри. Если он пытался, ему становилось нехорошо.

Он сделал шаг вперёд. Нет, в этот вечер не было никакой разницы, тошнота поднялась со дна его желудка за долю секунды — может быть, немного сильнее, немного тошнотворнее, но всегда одни и те же ощущения. Он попытался не обращать на них внимания, заставить себя идти вперёд. Если даже его и стошнит, что с того? Он всё равно намеревался попробовать.

Он вытянул вперёд руку, но, как он обнаружил в прошлый раз, что-то остановило его. Как барьер — невидимый барьер.

Он пытался бороться с нахлынувшей на него волной горячего и холодного воздуха, пытался игнорировать бурю в желудке. Он был Джеком Харкнессом, Агентом Времени из пятьдесят первого века. Он сражался с чудовищами ради всего святого. Как мог какой-то дерьмовый маленький квартал улиц в одном городе на Земле причинить ему столько горя?

А потом он отшатнулся.

— Сдаюсь, — пробормотал он, в сущности, ни к кому не обращаясь.

Когда-нибудь он прорвётся через этот заслон. Это было загадкой, а Джек не особенно любил загадки. По крайней мере, неразрешимые. Неразрешимые загадки, которые заставляли его вытошнить весь свой обед. И вчерашний обед тоже. И, может быть, все обеды за прошедшую неделю.

Он повернулся к Бьют-террис спиной и попытался сосредоточиться на вечеринке у пристаней.

Но нет, даже мысли о выпивке, азартных играх, девочках и мальчиках не могли убедить его направиться туда.

Ему нужно было отдохнуть. Выспаться.

И, что самое обидное, как и в прошлый раз, он знал, что ему потребуется три дня, чтобы прийти в себя и снова быть готовым.