Сумеречный Сад

Как будто она живая и просит меня дать ей голос.

Я качаю головой, потому что… истории нет.

– Боюсь, она еще слишком маленькая, чтобы что-то сказать.

– Значит, история-младенец.

Я смеюсь.

– Да, что-то вроде того. Но я бы лучше послушала про ваши скульптуры. Что они хотят сказать? – я едва не смеюсь снова. Вот я и нашла «творческий» предмет для разговора, даже если я просто повторяю за С.

Но С. не смеется. Мы идем по течению ручья в тишине.

– Мои скульптуры. Они говорят… «Узри нас».

Он произносит эти слова, будто доверяя мне страшную тайну: тихо и резко. Будто он сжимал их в кулаке и разжал пальцы, только чтобы на мгновение приоткрыть мне свою боль.

Я замираю и смотрю прямо в его потрясающие глаза, наполненные непонятным мне чувством.

Не задумываясь, я кладу ладонь на плечо С., горячее на ощупь. Будто я могу залечить его раны.

Он накрывает мою ладонь своей.

Электричество, сказка, возвращение домой.

Я отстраняюсь.

Опасное это место.

Я продолжаю шагать к деревьям, чувствуя, что С. следует за мной. Гравий хрустит под ногами, скрывая тишину между нами.

По обе стороны тропинки папоротники переходят в деревья, и вскоре мы скорее в лесу, чем в Саду. А дорожка все еще извивается, и свет вдали горит лишь чуть ярче.

Возможно, стоит вернуться. Но любопытство зовет меня дальше.

Далекий огонек действительно оказывается окном, остальной дом выступает из темноты, когда мы подходим ближе.

– Это что… домик?

Я останавливаюсь, и С. меня догоняет.

Мы оба рассматриваем скатную крышу, покрытую похожей на печенье черепицей, каменную каминную трубу, из которой вьется дымок, окна-арки с цветочными горшками на подоконнике, из которых переливаются через край аметистовые и рубиновые петунии, синие крошки-васильки.

Что здесь делает этот домик? Будто в глубине роскошного ботанического сада в центре города находишь вход в хоббитский Шир. Мозг пытается обработать новую информацию, но не получается.

Мы подходим к домику, и я гадаю, встретим ли мы внутри Ф. – как «Фродо».

Но нам преграждает путь человек, больше похожий на Гендальфа.

Седовласый и седобородый мужчина держит в обеих руках меч, направленный острием к земле.

Я почти жду, что он зарычит: «Ты не пройдешь!»

Но одет он не в мантию или шляпу волшебника. На нем серебряная кольчуга, а на голове украшенная сапфирами золотая корона.

– Это не для вас, – говорит он, окидывая нас пронизывающим взглядом.

Не могу понять, имеет он в виду меня, С. или нас обоих.

Мы медлим, будто хотим спорить, что, конечно, смешно.

С. поворачивается ко мне, подняв брови, затем продолжает медленно разворачиваться лицом к дороге, по которой мы пришли.

Мы уходим к краю сада.

– Как думаете, кто это был? – я шепчу С.

Он оглядывается через плечо.

– Не уверен. Но вот меч… вы заметили? На гарде – две огнедышащие химеры.

Я качаю головой. В средневековых мечах я не разбираюсь.

– Мне кажется, это был Экскалибур.

Я притормаживаю, сжимаю переносицу, закрываю глаза. Я пришла сюда, чтобы получить совет о том, как спасти Книжный. Вместо этого я выставила картину Ван Гога, флиртовала с красавчиком-скульптором, а еще король Артур отогнал меня от зачарованного домика.

– Вы в порядке?

Я вздыхаю.

– Пожалуй, слишком много впечатлений.

Мы проходим по маленькому каменному мосту на дальнюю сторону многоуровневого пруда.

Я наклоняюсь и окунаю пальцы в бурный поток. Кристальная вода холодная, как горный ручей.

На краю пруда стоит каменный павильон, похожий на круглый храм в миниатюре – такие часто можно встретить в английских садах. Шириной они с небольшой дворик, десять колонн поддерживают купол, внутрь ведут три ступеньки. Никакого практического применения: их замечают вдалеке, прогуливаются к ним, рассматривают как часть идиллического ландшафта.

С. протягивает руку, и мы идем вверх по ступенькам павильона, поворачиваемся к подсвеченному порогу, где поток воды перетекает из одного пруда в другой. Мы садимся на верхнюю ступеньку, будто кроме нас в целом мире никого нет.

Я не хочу присваивать С. его прилагательное. Обычно я подыскиваю их для дальних знакомых, а с ним я надеюсь сблизиться. К тому же в слове «головокружительный» слишком много корней.

Ставлю пустую тарелку на ступеньку рядом с собой. Я наелась, в голове приятный туман. Возможно, я слишком много выпила.

Сидя на ступеньке, мы молча наблюдаем за вечером, слегка соприкасаясь руками. Уютно, только вот я вся горю. Похоже на первый мой вечер в Саду с Т. С. Элиотом и в то же время совершенно по-другому.

– Можно… – я обращаюсь к нему, но медлю. – Могу я узнать ваше имя?

Не только чтобы потом его найти в Интернете. В инициалах есть что-то сдержанное. Я понимаю, что хочу говорить с ним свободно.

Он улыбается.

– Меня зовут С… – и прерывается, так же как я не могла выговорить имя Агаты Кристи.

Он качает головой и пожимает плечами.

– Все хорошо. С. достаточно.

– Может, я могу дать подсказку? – Он осматривает гостей вечера. – Я его здесь не вижу, так что, быть может, смогу выговорить… Вы знаете поэта по фамилии Кольридж?

Я улыбаюсь.