Сумеречный сказ

– Чуть что, так сразу злишься, – мягко проговорил он. – Я ведь просто улыбнулся, а ты уже себе придумала невесть что. Эх, Марья… Кичишься ты знатно, но сделала мало.

– Моя вина, что меня никуда одну не пускают? Хожу, брожу как неприкаянная по всей Нави, все дорожки наизусть знаю, – девочка скрестила руки на груди. – Может, я в Яви окажусь полезной? Отец вон как помогал хворь изводить, мама тоже мастерица на все руки. У тебя родители знахарями слыли, сам оборотнем стал сильным. У всех дела, заботы. Одна я – бесполезная, ничего без ведома старших сделать не могу!

С тоской на нее Баюн взглянул, помочь хотел, да только слова всякую силу теряли, когда печаль в сердце проникала. Жалел он Марью, хотел ей весь мир показать, одначе не мог против наказа Кощея пойти. Поэтому-то приходилось ждать, покуда девочка не повзрослеет.

– Вань, а поведай мне, что Кирилл стережет?

Удивленно Баюн на Марью взглянул и на долю секунды дар речи потерял.

– Ты же сама знаешь, что он страж между Явью и Навью. Кирилл следит, как бы никто к нам не пожаловал из живых, ибо обратно уж не вернется. Воды Смородинки зачарованы и опасны для…

– Для тех, у кого сердце бьется, да-да, – перебила его Марья. – Но я о другом, – напрягся Баюн, догадываясь, о чем речь пойдет. – Что он в том гроте охраняет помимо истока Смородинки? Токмо не говори мне, что в горах Отшельницах самая дивная и удобная пещера во всей Нави – ни за что не поверю. Он стережет ведь что-то, я точно знаю.

Упряма больно была Марья, а посему знал Ваня, что спорить с ней туго – все равно на свой лад поступит и доберется до истины. Вздохнул Баюн глубоко и принялся правду в слова лукавые закутывать:

– Знаешь, жил да был на свете один царь…

– Нечего мне тут свои сказки молвить, – отмахнулась девочка, отворачиваясь. – На меня твои чары не действуют.

О способностях кота Баюна устрашающая молва по Яви шла. С малых лет в нем талант сказителя жил, а как попал Ваня в Навь, так и развил дары, природой данные. Облик исполинского кота, наделенного волшебным голосом, с годами Иван приобрел. Мог он любого заговорить и ввести в заблуждение, волю покорить и со свету белого проводить. Шептались люди, что иногда вечерами путники одинокие кота встречали и в лапах когтистых его навсегда пропадали. Образом своим колдовским он пользовался редко, только когда запугать хотел. Остальное же время пребывал Ваня в теле высокого и крепкого молодца, у которого ярко сверкали зеленые глаза, сильно походившие на кошачьи.

– Так ты просто послушай, не поддаваясь чарам.

Баюн расплылся в улыбке, заправляя себе за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос.

– А зачем мне сказки слушать, если я тебя об ином спросила, а? – резко обернулась Марья, губы поджимая.

– Сказки сладки, а истина горька.

– Баюн! – чуть ли не зарычала Марья, вызывая у Вани звонкий смех. Любо было ему девчонку шутливо изводить. – Смейся-смейся, я тебе потом припомню.

– На угрозы мать твоя падка, тебе не к лицу. А сказку ты все же послушай, глядишь, поймешь что.

Вздохнула Марья глубоко, постаралась все мысли во взгляд испепеляющий вложить, однако же кивнула и подперла кулачками подбородок, приготовившись слушать. Уселся поудобнее Баюн и завел рассказ голосом бархатным:

– Жил да был на свете один царь, и желал он править всем миром. Утопали его хоромы высокие в богатствах и яствах, слава о нем стелилась скатертью темной. Славился царь хитростью, подлостью и жадностью. Всего ему на свете мало было: в походах старался захватить как можно больше земель, толпами пленных уводил, а все награбленное золото уносил в свое царство. В недрах высокого терема располагались просторные горницы, где целые горы сокровищ скопились да ослепительно сияли. Посему боялся царь: как бы кто богатства его не уволок. Мучился, маялся, изводил себя думами тяжкими, да до того дошел, что сам в сокровищнице спать начал и никого не подпускал. Страдания месяцами тянулись, покуда наконец не отважился царь довериться людям. Слыхал он, что в землях его обитал колдун злой, который одним только видом пугал до волос серебряных. Явился чародей на зов, и принялся царь его просить сокровища защитить. «Пусть каждого, кто токмо осмелится посягнуть на золото мое, проклятия страшные одолеют», – приговаривал повелитель. Согласился колдун, однако же не просто так все оказалось…

Замолчал Баюн, якобы вспоминая, что же дальше в сказке приключилось. Не придумал он, как историю закончить лучше, ведь не знала Марья правды всей об отце своем. Не ведала она, что рассказ был про то самое злато, оное в горе у Кощея хранилось.

– Не молчи же, расскажи, что после было, – упрашивала девочка, не заметив, как заслушалась гласом ладным.

– Мала ты еще, чтоб продолжение знать, – отрешенно проговорил Баюн, мысленно оплеуху себе отвешивая.

– А зачем же сказывал тогда, коль дитятко я? Потехи ради?

– Не серчай. Поведаю непременно позже, а покуда пойдем, ночь спускается.

Оборотень кивнул на пасмурное небо, словно мог видеть солнце сквозь дымку.