Сумеречный сказ

Проходили годы, и множились монеты в сундуках, шкатулках, ларцах и карманах. Разрасталось проклятие паутиной и глубоко в души жителей терема проникало. Крепчало зло, а добро угасало. Призрачные слуги воровали все, что плохо лежало, а затем сбегали прочь. Владимир и Варвара не смогли чарам противостоять и ругались каждодневно. Кощей раздражительным стал: кругом предателей и врагов видел, с ума сходил и не допускал даже мысли, что дурные дела с ним творятся. Закрылся он в башне одинокой и там днями и ночами пропадал, запретив приближаться. Баюн сетовал, донимал Марью расспросами, а та лишь отмахивалась, от лучшего друга отворачиваясь. Злобной девушка сделалась, жадность и корысть в ней бутонами раскрывались и натуру поганили.

Варвара сначала перемен не подмечала, а спохватилась поздно и не понимала, как все исправить. Гадание ничего не приносило, точно скрывал кто-то истину за туманной пеленой, а в библиотеку Кощей не пускал – угрожал расправой. Надоело то Варваре: речи ласковые до сердца дочери не доходили, с мужем одна ссора пуще прежней случались, слуги разбежались. Пыталась она с Владимиром поговорить, так он стал проклятия на нее насылать и во всех грехах обвинял. Отбилась от ударов колдовских Варвара и поняла, что сгинула ее семья. Сражаться не стала – руки опустила, будто кто-то за нее все решил. Собралась тогда Варвара и ушла на болота, обиду и боль в сердце храня. Не стало больше семьи Кощеевой.

Баюн при Марье и Владимире остаться решил. Он всем сердцем девицу любил, которая со временем расцвела и превратилась в красавицу черноволосую. Чуял Ваня беду и удумал образумить Марью. Десять проклятых лет она от него бегала, отдалилась знатно, ругалась и словами обидными разбрасывалась. Терпел все оборотень, пытался загадку разрешить, но Кощей его прогонял, Баба-Яга на порог избушки не пускала, а Марья библиотеку заперла. Надоело то Ивану и решил он, что любой ценой разрешит сию беду.

Вечером дождливым вошел Баюн в горницу Марьи, речь молвить желая. Вспылила та и закричала так сильно, что уши заложило.

– Ты что, совсем ополоумел так врываться? Кто позволил?! – вскочила она с кровати, для удара замахиваясь.

– Не гневайся, а выслушай меня… – ласково начал Иван.

– Что на сей раз? Опять нравоучениями докучать будешь?

Высокомерно она на него глядела, скулы на бледном лице остро выступали.

– А не видишь ты, в кого превратилась? – осторожно спросил Баюн, грустно поглядывая на нее. Милая и бойкая девочка обратилась вдруг надменной гордячкой, коей седмицу назад уж двадцать пятый год минул.

– Да как ты смеешь меня упрекать в чем-то, ты, оборотень несчастный?! Что возомнил ты о себе, кот ободранный? – вспылила Марья.

Баюн дернулся, как от пощечины: раньше она такого себе не позволяла, а теперь с порога ругательствами разбрасывалась.

– Разве не слышишь ты себя, Марья? Могла ли ты так сказать несколько лет назад? Мы ведь были друзьями близкими, а нынче что с нами стало?

Гневалась Марья, в руках ее заклинания огня и льда собирались.

– Посмотри на себя, – продолжал Баюн. – Где та девочка, коя желала учиться? Где твоя жажда приключений? Ты людям помогать хотела, а теперь токмо с ведьмами да упырями якшаешься и пакости устраиваешь. Целыми днями бродишь, как дух бестелесный, и бормочешь заклятия страшные, от коих все в ужасе – ты всем кару насылаешь. От тебя мать ушла, не вытерпев вечных нападок и скандалов. Ты ей все зелья отравила, травы гнилью покрыла ради забавы одной, а после и вовсе проклясть обещала. Совсем уже разум потеряла? С отцом так и вовсе не общаешься, словом его лихим на каждом углу поминаешь.

Разозлилась Марья, швырнула в оборотня ларец резной, только и успел отскочить Баюн. Разлетелись по полу монеты из сокровищницы Кощея, звонко ударяясь. Замер Иван и понял вдруг все. Ощутил он силу темную, исходящую от злата, и осознал ошибку свою давнюю: не следовало тогда сказку на середине обрывать.

– Марья, – только и прошептал Баюн, глядя на перекошенное от гнева лицо девицы, – как много ты их взяла?

– Тебе-то что?! Какое дело, что я в вещах своих храню? Мое это золото, не трогай.

Тяжело дева дышала, губа так и дергалась. Хотела она ринуться монеты собирать, да удержал ее на месте Баюн, не позволяя к ним прикоснуться.

– Ты не понимаешь… – проговорил он, не выпуская ее из крепкой хватки. – Злато над тобой потешается, твоим духом питается и всех вокруг отравляет. Вот почему все это с вами происходит! Дурень я!

Вырвалась из объятий Марья и руки скрестила, пояснений надменно выжидая. Принялся тогда Баюн рассказывать: