Сумеречный сказ

Уселся мужчина на лавку рядом с лежанкой и, прищурившись, ладонь ко лбу девичьему приложил. От сего наглого жеста Аглая дернулась и пугливо воззрилась на него, страшась вздохнуть лишний раз.

– Ты чего, а? – удивился хозяин. – Будто я тебя молнией ударил.

– А что, можешь? – еле различимо прошептала гостья, вызывая у незнакомца смех.

Смущение и испуг смешались воедино, заставляя щеки алеть пуще прежнего. Взгляд так и бегал от одеяльца к лицу незнакомца. Не был он похож на обычного человека: рост исполинский, глаза яркие, а голос точно от самой земли исходил. Кафтан его совсем не промок от дождя, заливающего всю округу. Словом, чудной был хозяин избушки.

– Могу и молнией ударить, и лучом солнца согреть, – проговорил он с широкой улыбкой и протянул шершавую ладонь. Дунул легонько, и предстало Аглае настоящее чудо – тоненький стебелек пробивался на руке, синим колокольчиком распускаясь.

– Диво, – прошептала она, притрагиваясь к цветку. – Но как?..

– А как ты думаешь? – незнакомец добродушно улыбнулся. – Сможешь угадать, кто я такой с первого раза, а?

«Колдун», – хотела выпалить Аглая, но хитрый прищур намекал, что не все так просто. Он принес девицу в избушку, отваром целебным опоил, а теперь и вовсе забавлял.

– Зачем ты спас меня? – спросила она, пристально на него глядя. Хотелось верить, что доброта в сердце незнакомца жила.

– А ты злой умысел углядеть пытаешься? Жалко мне тебя стало, – признался он. – Да и не хотелось, чтобы кто-то в лесу моем так глупо умирал.

Неожиданная отгадка в голову девицы пришла, предположить заставляя:

– Ты леший?

– Проболтался, – досадно цокнул он.

Знала Аглая, что в каждом лесу свой хозяин обитает, вот только откуда взялись они – никто не знал. Сказывали бабки, что всегда лешие существовали, за природой приглядывали, пушистых подкармливали, птиц выручали да за порядком в мире следили. Так и жили, из леса темного за течением времени наблюдали и обязанности свои исполняли. Правда, досель не приходилось ни Аглае, ни отцу ее встречаться с хозяином земель здешних. А тут вот он, пред ней сидит и обычным человеком сказывается.

– Неужто не веришь? – поразился леший.

– Прости, всесильный, но трудно мне в молву твою поверить. Зачем тебе меня спасать да милость проявлять? Как-то это по-людски уж слишком, – с сомнением посматривала на него Аглая.

– А быть может, понравилась ты мне? – Леший захохотал, увидев смятение в глазах девицы. – Иль ты думаешь, что мне все человеческое чуждо?

Молчала Аглая, слов не подбирая. Никто ей прежде подобного не молвил. Леший добро поглядывал на нее, умиляясь наивности и открытости души девичьей.

– Да, я существо иной природы, однако чувства и сердце у меня весьма на людские похожи. На, сама проверь.

Он приложил маленькую ладонь к своей груди, где раздавались мерные удары. С удивлением Аглая взглянула, вызывая у него улыбку.

– Теперь веришь? – Девица кивнула. – Вот и славно. Ныне представиться позволь. От роду меня Дубровцем величают, в честь великого и крепкого дуба.

Изумилась Аглая: много чудес на нее сегодня снизошло, дара речи лишая. Поглядывал на нее Дубровец и корил себя за обман девицы. Не ведала она, что в скитаниях своих добрела до самой границы меж Явью и Навью и, от хвори страдая, чуть ли мост Калинов не перешла. Не помнила Аглая, как речку Смородинку узрела и обрадовалась, водицы испить желая. Слаба душа была, жизнь едва трепетала в тельце. Увидав, как тянутся уста к водам колдовским, испугался Дубровец, который владения свои обходил, и мигом к девице подоспел. Отнял от Смородинки и отнес в избушку, кою мигом по подобию дома наколдовал. Негоже ему было в Яви так вольно гулять да чудеса творить, но отчего-то сердце его при виде лика Аглаи расцветало.

Ожидал Дубровец ругани Мораны, одначе молчала Хозяйка Зимы. Рассудил тогда Дубровец, что судьба была ему Аглаю спасти. Посему все эти дни за ней присматривал и от болезни выхаживал, за жизнь ее беспокоясь. Вот и сейчас, глядя на ее растерянное выражение лица, подмигнул леший:

– Коль живот плачет, так накорми его, – вытащил Дубровец из-за пазухи хлеб и гостью за стол усадил.

Каша простая да миска ягод красных – немного, но сытно. Поблагодарила Аглая хозяина, низкий поклон отвесить пыталась, но отмахнулся Дубровец и, бросив на нее внимательный взгляд, вздохнул, разговор нелегкий начиная:

– Признавайся: зачем из дома убежала? Что не любо стало?

Совестно сделалось Аглае, очи поднять не решалась. Не ведала она, как признаться, что глупость собственная голову вскружила. Одначе, глядя на светлое и приятное лицо Дубровца, налившего ей чашку лечебного отвара, вдохнула полной грудью девица и поведала всю правду, не желая утаивать ничего. Горько ей было, стыдно, да только не знала, что хуже: домой возвратиться и замуж пойти иль продолжать скитаться. Мысль одна в голову пришла, душу на мгновение согревая, но тут же уняла ее Аглая, не теша себя надеждой напрасной.