Сумеречный сказ

– Нет жизни в Нави. Это царство токмо призраков и пропащих, кто от света отвернулся. А мать твоя никогда никому зла не совершала.

Истину молвил великий леший. Аглая тогда и от родителей не отвернулась и вернулась за ними приглядывать. Долго слезы лили мать с отцом, ругаться пытались, одначе радость сильнее оказалась, и благодарили они небеса, что дочь цела и невредима. Счастье ее с лешим благословили и внука баловали, как токмо могли. Заботилась о них Аглая до самой смерти. Потому-то не было причины мельчайшей отправлять ее в мир темных сил – ей дорога в Правь предназначалась.

– Но ты ведь самый великий леший, главнее тебя средь нас нет, – продолжал напирать Сосновец.

Он с малых лет знал, что народ леших был обширен и каждый год собирались они на совет свой, где внимали каждому слову его отца. Не было средь них никого величественнее Дубровца – хранителя Нави, помощника Мораны и могущественного заклинателя всех лесов.

– Даже мне вся власть в руки не дана, – нахмурился Дубровец. – Пойми же и мою печаль, но иного выбора нет, сынок.

Горевал Сосновец, на мать сквозь слезы глядя, а Аглая лишь улыбалась.

– Глупенький, я ведь человеком рождена, – шептала она. – Я жизнь счастливую прожила, любовь познала, тебя родила. Не ведала печали и боли, всегда была окружена заботой. Разве иного стоит желать? – потрепала сына по голове и, руку его сжав, продолжила: – Пойми, я знала, на что шла. Тебе и Дубровцу вечность природой дарована, а мне позволь в Правь уйти спокойно. Не донимай отца, сынок.

Одначе не слушал ее Сосновец и искал способ матушке помочь. Зелья изучал, травы перебирал, речи лживые ведьм и упырей слушал. Ворожеи отвары предлагали, чернокнижники обряды сулили, но ничто мило ему не было. От всего веяло ложью, предательством, грязью, что матери совсем претило. Дубровец речи пламенные слушать отказывался и предпочитал слепым сказываться. В ярость такая беспечность Сосновца приводила, но ничего поделать не мог. Он не видел дурного в пребывании в Нави, ведь населяли ее и русалки, и духи водоемов, и ведьмы. Могла и мать навсегда с ними остаться, но упрямство отца по-иному решило.

Умерла Аглая, и как ни молил сын, Дубровец не оставил ее душу в Нави и отпустил в мир светлых. Затаил тогда обиду Сосновец и заявил:

– Изгоняю тебя, предатель, из владений своих. Никогда больше не ступишь ты в этот лес и не прикоснешься к могиле ее. Не желаю тебя более знать, и не смей ко мне за подмогой обращаться.

Пытался Дубровец сына вразумить, но не слушал его тот. Призвав все силы, изгнал Сосновец отца из своего леса и отрекся от него.

С той поры стал Сосновец хозяином леса родного. Под надзором его настоящий темный бор разросся, в сердце которого покоился пруд. Населяли его пять мавок – девицы юные, коих судьба злая настигла. Благодаря им подле пруда цветы распускались, и смех звонкий раздавался. Подружились мавки с лешим, часто хороводы водили, Ивана Купала отмечали исправно и за природой помогали присматривать. Ежели находили того, кто нарушал законы лесные, то мигом Сосновцу вещали. Однако порой и так случалось, что мавки к иному средству прибегали: если обижал их кто иль лесу больно делал, то отправлялись девицы разного цвета волос к силам темным. Поступки такие редко случались, ибо свирепым хозяином слыл Сосновец, да и не желал он, чтобы по владениям его чужаки расхаживали.

Боялись его многие обитатели Нави и стороной обходили лес сей, не желая гнев на себе испытывать. А Сосновец токмо и рад был, ведь не простил он ни отца, ни тех, кто беспомощен оказался. Не терпел он выходцев из царства темного и изгонял тут же, ежели не отыскивалось причины, достойной для их прихода.

Исправно Сосновец границу меж Явью и Навью оберегал, выполняя наказ высших сил, а посему никогда прежде беды не возникало.

Лес Сосновца, Явь

Попрощавшись с родственниками Зои, Марья Моревна принесла извинения потревоженному Елисею. Она понимала, что злоупотребляла положением, когда столь нагло врывалась в чужой дом, но иного выбора не было. Домовой прохладно отнесся к словам Марьи – ничто не смогло бы вернуть его дорогую подругу детства. Чернокнижница, заверив, что не оставит Елисея одного в беде и позже найдет решение его проблемы, вместе с друзьями поспешила в бор Сосновца. Она не представляла, что именно ей предстоит найти, поэтому просто решила довериться Моране: отправиться в чащобу и испросить дозволения на ритуал.

– Сосновец наверняка днями и ночами колдует вместе с мавками, но, видимо, этого недостаточно, – рассуждала она, вертя в руках серп-амулет. – Мы можем заявиться в чащу и провести обряд на моей крови. Однако это темная магия, скорее всего, нас выставят прочь.

Баюн подошел к ней вплотную, глядя сверху вниз. Они стояли под скрипучими ветвями лиственницы, выжидая медленно идущих упыря и оборотня. Портал перенес друзей близ пролеска, за которым скрывался бор.

– Что именно сказала Морана? – спросил Иван, заправляя прядь волос ей за ухо.