Сумеречный сказ

Стала прогуливаться по округе Олеся, с восхищением на жизнь мирскую глядя. Заметила она, как на поляне чуть в стороне от деревни девицы да молодцы хоровод водили. Смеялись они, за руки крепко держались, резвились и бегали друг от друга. Видя радость чужую, поспешила Олеся к ним тут же, но стоило только к хороводу подойти, как отшатнулись от нее все.

С презрением на девицу тотчас уставились и заголосили:

– Ты кто такая?

– Оборванка какая-то.

– Гляньте-ка, у нее сарафан весь оборван да грязный, а в волосах ветки. А руки-то! Все в земле.

– А ну, прекратите! – прикрикнул на друзей молодец статный – точно главный средь них. – Запугали совсем. Разве можно так?

Приблизился он вплотную к Олесе и подбородок ей легонько сжал.

– Прости ты нас, красавица. Не видали мы прежде столь огненных волос да глаз зеленых, вот и позавидовали подруги мои, браниться удумали. – Румянец на щеках девичьих заиграл. – Но скажи нам, голубка, откуда же ты к нам пожаловала?

Олеся взгляд потупила и прошептала:

– Из лесу.

Тут же оханье да аханье в гул слились, злобно на нее все уставились, кулаки сжали и окружать стали.

– Так, стало быть, та ведьма разродилась-таки! – рассмеялся главный. Это его отец тогда Майю прогнал. – Хватай ее, парни, покажем девке, какие мы ладные!

Крики, плевки, пинки да кулаки – все разом повалилось на Олесю, а она сгорбилась, на земле лежа. Драли ей волосы, сарафан рвали, траву в лицо кидали. Пыталась отмахнуться, но напрасно все. Гогот чужой на главу давил, слезы ланиты обжигали, а обида все сильней и сильней пылала, в гнев переходя.

Чей-то удар в плечо последней каплей стал. Закричала Олеся яростно, и тут же с пальцев ее пламя сорвалось. Змеей огонь извивался и точно всех обидчиков достигал: теперь они стонали и умоляли в кругу жарком и пылающем.

– Пощади!

– Прости нас!

Но не желала вовсе Олеся внимать их мольбам и слезам – месть душу одурманила. Так дело темное точно свершилось бы, если вдруг не исчезли бы все силы враз и не упала ведьма без чувств.

Очнулась Олеся уже на лавке в землянке родной. Губы пересохли, жар тело ломил. Мать рядом сидела и растирала травы в ступе, неразборчиво заклинание шепча.

– Как я… как я здесь очутилась? – еле выдавила Олеся.

– Пей. – Майя протянула ей миску, от коей тошнотворный запах шел. – Я тебя принесла.

Непонимающе Олеся взглянула: мать никогда не выходила из лесу. Одначе объясняться та и не думала. Дождавшись, когда дочь примет отвар, Майя встала и хотела уйти, как вдруг Олеся схватила ее. Рука девицы горяча была, как печка.

– Что со мной, матушка?

– Спи, – грубо отрезала она и вышла прочь.

Ошибалась Майя: в дочери тоже сила жила – страшнее и могущественнее ее собственной. В селении родительском только у самых могучих и потомственных колдунов огонь внутри пылал, а тут у полукровки в груди дышал. Хотела сначала Майя удачу попытать да дочь к родичам отвести, но осеклась – проклятие над ними все еще висело, чуяла его ведьма.

– Ты не сможешь прятать ее вечность, – сказал леший совсем рядом.

Обернулась Майя, страх пересилив, крикнула:

– На кой черт тебе, старый, огненная ведьма в лесу? Не смей даже думать и подходить к ней, иначе всю округу погублю, гниль пущу.

Засмеялся леший.

– Ты на ногах стоишь еле-еле, а коль ветерок порывистый дунет, так и поляжешь вовсе. Все силы потратила, чтоб дочь с поляны вынести. Долго ль ты еще протянешь?

Похолодело все внутри Майи. Знала она, что слаба и долгие-долгие годы восстанавливаться придется, ведь не было сердца в груди, кое питало и к жизни возвращало. Зашумела листва – скрылся леший. Вздохнула облегченно Майя, к деревцу прислонилась и слезы смахнула. Поклялась она, что отныне глаз с дочери не спустит и не позволит лесу душу ее забрать.

Однако, как бы ни старалась Майя – судьба проворней оказалась. Олеся, не привыкшая к пристальному вниманию, все порывалась сбежать из-под надзора. Так и случилось однажды, когда ночь черная и глухая на округу спустилась: в потемках выбралась из дома Олеся. Запрещала с той поры ей мать колдовать, но огонь упрямо порывался с пальцев вспорхнуть.

Теперь сидела Олеся на пеньке и веточки сухие поджигала. То вместе вспыхнут, то по очереди замелькают – улыбка с лика не сходила.

– А если лес весь от забавы твоей загорится?

Встрепенулась Олеся и от страха слова вымолвить не могла. На нее из чащи смотрели два алых глаза, а тени не скрывали уродливое тело лешего.

– Неужто язык проглотила? – усмехнулся он.

– Я… я… я слежу за огнем, дальше не пойдет, – еле пробормотала ведьма. Знала Олеся про хозяина леса, но прежде не встречалась.

– А кто научил тебя силушкой управлять?

Молчала девица и врать не желала.

– Так я и думал, – приблизился он. – А без учения твой дар опасен, ведь всю округу спалить можешь.

– А вы меня научите? – загорелись глазки надеждой.

– Куда уж мне! – удрученно леший вздохнул. – Нет-нет, тебе надо бы к остальным колдунам и ведьмам.

– А есть и другие? – изумилась девица.

– Конечно. Неужто тебе мать не рассказала ничего?

Потупила взгляд Олеся, слезы к горлу подкатили – слишком многое от нее Майя скрывала.