«Существованья ткань сквозная…»: переписка с Евгенией Пастернак, дополненная письмами к Евгению Борисовичу Пастернаку и его воспоминаниями

Поэтому лето в Дровнине было отравлено накатывавшими на меня приступами страха и тоски. Я лежал носом к стене в избе, вспоминал ужасные сцены и не мог поверить в то, что это не вернется. Слава Богу, я был от этого навсегда избавлен. Только уже летом 1965 года, когда я нашел в Переделкине под доской скамейки на отцовской могиле гирлянду магнитофонного устройства, мне пришлось вновь идти на Лубянку, чтобы отнести им их игрушки с требованием прекратить их деятельность на кладбище. Но это были уже совсем другие времена.

А лето 1940 года было удивительное, невиданно ягодное и грибное. Мы собирали ведрами шляпки одних только белых грибов и сушили их на зиму. Ежедневно жарили сковородами белые, подосиновики и подберезовики, которые росли в двух шагах от избы в ближайшем перелеске.

В Дровнине снимала дачу сестра Маргариты Поливановой Ленора Густавовна Шпет. Она жила с маленькой дочкой и больной матерью, которая с трудом ходила. Меня попросили сделать для нее палочку, я долго выбирал крепкий можжевельник и вырезал палку, которая оказалась слишком тяжела для старушки. Со стыдом вспоминаю это до сих пор. Но кто бы мог поверить, что дочка Леноры Густавовны Шпет, та маленькая девочка, с которой я иногда играл в Дровнине, потом станет моей женой!

Папа писал нам в Дровнино, интересуясь тем, как мы устроились.

4. VII.40. <Москва>

Дорогая Женя. Большое спасибо за открытку. Признаться, я боялся, как бы мой переезд из больницы на писательской машине не отразился потом на вашем. Чисто ли у вас в комнате, и как вы поживаете? Я себя чувствую очень хорошо, совершенно окреп и вернулся к прежним привычкам. Очевидно, с возрастом стала сказываться неправильность походки при неравной длине ног, и теперь я на 2-х парах сделал себе утолщ<енный> каблук. От папы опять были 2 открытки, вторая от 30. V.! Крепко целую тебя и Женю. Твой Б.

У папы, еще когда он был мальчиком, после падения с лошади летом 1903 года правая нога срослась с укорочением. Некоторое время он носил ортопедическую обувь. Но потом научился ходить, слегка подгибая левую ногу, чем выравнивал свою походку. Теперь врачи увидели в этом причину ущемления нерва, причинявшего ему страшные боли.

Кроме того, в этом письме сказалось папино острое беспокойство по поводу событий в Европе. Военные действия были тогда перенесены на Западный фронт, что ставило под угрозу англичан. Начались немецкие бомбардировки Лондона и других английских городов. Открытки от дедушки и Лиды, которые жили в Оксфорде, несколько успокаивали наше волнение за них.

28. VII.40. <Переделкино>

Дорогие мои Женюра и Женёк!

Отчего давно нет вестей от вас? Не случилось ли что? Я беспокоюсь, напишите хотя бы открытку. Самое приятное из всего, что могу сказать о себе, это что от радикулита следа не осталось и я давно вернулся к своим старым привычкам. Однажды Ада Энгель выразила мысль, что процессы в природе подвигаются не линейно в арифметической прогрессии, а циклически, скачками с возвратами. Вероятно так и есть, и 50 лет мне было 5 лет тому назад, а теперь те 45 лет, которые тогда были пропущены. Я чувствую себя великолепно, и было бы неплохо, если бы и на литературной ниве я работал так же много и плодотворно, как на огородной.

У нас занимают комнату с самостоятельным хозяйством, нас нисколько не касаясь, две сестры Блюменфельд и Анна Робертовна Грегер[313]. Приехала и долго жила у нас Нина Табидзе, с которою видалась, заезжая к нам с ночевками, Софья Андреевна Есенина[314].

По всем этим поводам Зина возмущается, что у меня (!) целый гарем (!), что иногда комически омрачает наше существованье и анекдотически портит нам кровь. На все это я отвечаю, что не виноват, если революция дала дорогу женщинам и малым национальностям, а мужчин попрятала по каталажкам. Да, сенсационная новость: выпустили Киру Георгиевну[315] и я два раза видал ее. О Борисе она знает меньше нас и позавчера уехала в Тифлис. Обилие тёть, объятий и холодных закусок пагубно действует на Лёничку. Он впал в одичанье и стал человеконенавистником.

Давно прекратились письма от папы. Здоров ли твой отец, Женя, и что слышно у Сени? Неожиданно сухим плевритом заболел Адик[316] в Коктебеле, ему запрещено купаться. Точные и тревожащие своей успокоительной обстоятельностью донесенья о его болезни присылают Вал<ентин> Ферд<инандович>[317] и из пионерлагеря. Может быть там что-нибудь скрывают.