Но и это различие есть не более, как иллюзия. Отец не бывает отцом без сына; они оба вместе составляют одно общее существо. В любви человек отрекается от своей самостоятельности. становится частью. Это самоунижение искупается только тем, что и другой также становится частью, и оба подчиняются некоторой высшей силе — силе семейного духа и любви. В. данном случае устанавливается тоже отношение человека к Богу, как и в пантеизме, только здесь это отношение носит личный, патриархальный, а там безличный, всеобщий характер, при чем в пантеизме логически, определенно, прямо выражается то, что обходится в религии посредством фантазии. Взаимная принадлежность, или вернее, тождество Бога и человека, в религии маскируется тем, что оба представляются как личности или индивиды, но Бог, независимо от своего отцовства, еще как существо самостоятельное, хотя и эта самостоятельность не более, как иллюзия, ибо кто, подобно религиозному Богу, является отцом в силу глубокого чувства, тот живет и существует лишь своим сыном.
Обоюдная тесная зависимость между Богом как отцом и человеком как сыном нисколько не умаляется благодаря представлению, что люди суть только усыновленные чада Божии, а родным сыном является только Христос, и что поэтому Бог находится в существенной зависимости только от Христа, как единородного сына, а не от человека. Но это различие только теологическое, т. е. иллюзорное. Бог усыновляет только людей, а не животных. Причина усыновления заключается в человеческой природе. Человек, усыновленный божией благодатью, сознает свою божественную природу и достоинство. Кроме того, единородный сын Божий есть не что иное, как идее человечества, предвосхищенный человек, в Боге скрывающийся от себя самого и от мира. Логос есть тайный, скрытый человек; а человек есть открытый, ясно выраженный логос. Логос есть только аѵапи-ргороз человека. Все, что сказано о логосе, относится и к существу человека.[153]
Но между Богом и его единородным сыном нет никакого существенного различия — кто знает сына, знает и отца — следовательно, между Богом и человеком также нет различия.То же можно сказать и о подобии Божием. Здесь образ не мертвое, а живое существо. Человек есть образ Бога, значит, человек есть существо подобное Богу. Сходство между живыми существами основывается на естественном родстве; человек подобен Богу, потому что Бог его отец. Сходство есть наглядное родство; по первому мы судим о втором.
Но сходство есть такое же обманчивое, иллюзорное, неопределенное представление, как и родство. Естественное тождество устраняется только представлением личности. Подобие есть тождество, не желающее называться тождеством и скрывающееся под смутным обликом посредника, в тумане фантазии. Как только туман рассеивается, мы, находим обнаженное тождество. Чем больше сходства между существами, тем меньше между ними и различия; если я знаю одного, значит, я знаю и другого. Есть разные степени сходства. Это относится и к подобию между Богом и человеком. Добрый, благочестивый человек уподобляется Богу в большей степени, чем тот, чье сходство с Богом исчерпывается только его человеческой природой вообще. Потому можно допустить высшую ступень богоподобия, хотя она будет достигнута только в будущей жизни. Но все, чем человек сделается впоследствии, до некоторой степени принадлежит ему и теперь, по крайней мере, в возможности. Высшая степень подобия состоит в том, что два индивида или существа говорят и выражают одно и то же, так что все различие между ними ограничивается тем, что это- два индивида. Существенные качества, благодаря которым мы различаем одну вещь от другой, одинаково присущи им обоим. Поэтому их можно различать не посредством мысли и разума, которым здесь не на что опереться, а лишь посредством чувственного представления или созерцания. Если бы мои глаза не говорили мне, что это два существа, действительно, различные в смысле бытия, то мой разум принял бы их за одно и то же существо. Поэтому и мои глаза также смешивают их друг с другом. Вообще смешивать можно только то, что является различным не для разума, а для чувства, или вернее, не в смысле сущности, а в смысле бытия. Поэтому вполне подобные друг другу лица имеют чрезвычайную прелесть как для самих себя, так и для фантазии. Подобие дает повод ко всевозможным мистификациям и иллюзиям; потому что мой глаз смеется над моим разумом, для которого понятие самостоятельного бытия — всегда связывается с понятием определенного различия.