Сущность христианства

Человек ничто без Бога, но и Бог ничто без человека;[154] ибо впервые в человеке Бог объективируется, становится Богом. Впервые различные качества человека устанавливают различие, основание действительности в Боге. Физические свойства человека делают Бога физическим существом- Богом отцом, творцом природы, т. е. олицетворенной, очеловеченной сущностью природы;[155] интеллектуальные свойства человека делают Бога интеллектуальным, а нравственные — нравственным существом. Человеческое бедствие есть торжество для божественного милосердия; мучительное чувство греха есть радостное чувство божественной святости. Жизнь, энергия, аффект переходит к Богу от человека. Бог гневается на нераскаянного грешника, радуется при виде раскаяния. Человек есть обнаженный Бог — божественная сущность осуществляется, проявляется только в человеке. В творении природы Бог выходит за пределы собственного существа, относится к себе, как к другому существу, а в человеке он снова возвращается в себя: — человек познает Бога, ибо Бог обретает и познает себя в нем, чувствует себя Богом. Где нет гнета, нет нужды, там нет и чувства, а чувство есть действительное познание. Можно ли познать милосердие, не зная потребности в нем, справедливость, не чувствуя несправедливости, блаженство, не испытывая страданий? Что бы познать ту или иную вещь необходимо почувствовать ее значение. Божественные свойства становятся чувствами, ощущениями впервые в человеке; другими словами, человек есть самочувствие Бога — прочувствованный Бог есть действительный Бог; ибо свойства божии впервые становятся действительностью, лишь как прочувствованные человеком, лишь как патологические и психологические определения. Если бы ощущение человеческого горя находилось вне Бога, в существе, лично обособленном от него, то не было бы и милосердия в Боге, и мы опять имели бы перед собой лишенное качеств существо, такое же ничто, каким был Бог без человека или до человека.

Пример. Я не знаю, доброе или общительное я существо — ибо добрым можно назвать только то, что отдается, что общается с другими, bonum est communicativum sui — пока мне не представится случай сделать другому добро. Только в акте общения я узнаю счастье благотворительности, радость щедрости, снисходительности. Но разве радость дающего отличается от радости получающего? Нет; я радуюсь, потому что он радуется. Я чувствую несчастье другого, я разделяю его страдания; мне самому становится легче по мере того, как я облегчаю его горе — сознание горя есть то же горе. Радостное чувство того, кто дает, есть только отражение чувства радости того, кто получает. Их радость есть общее ощущение, которое поэтому и проявляется внешним образом в рукопожатии, в поцелуе. То же происходит и здесь. Ощущение божественной благости носит такой же человеческий характер, как и ощущение человеческого горя. Блаженное сознание бесконечности не раздельно с горестным сознанием ограниченности. Где нет одного, там нет и другого. Ощущение Бога, как Бога, и ощущение человека, как человека, нераздельны — нераздельно и самосознание Бога от познания человека. Бог становится самим собой только в человеческом я — только в человеческой способности различения, во внутренней двойственности человеческого существа. Так, милосердие ощущается, как я, как сила, т. е. как нечто особое, только своей противоположностью. Бог есть Бог только чрез то, что н е есть Бог, только в отличии от его противоположности.