Сувенир

Ульяна приросла к табуретке, пытаясь вспомнить, закрыл ли дед входную дверь на ключ. В любом случае, верным решением будет подбежать к окну, стукнуть ногой в резиновом сапоге по стеклу и выскочить прямо на тротуар. Перед этим нужно схватить шар и, если старик пустится в погоню, тюкнуть его прямо в лоб. Вот и сослужит свою службу свинка Зоя!

— Да ты никак в убийцы меня записала! — Ратный всплеснул руками.

— Записала, — призналась Ульяна, сама не зная, зачем.

Старик вздохнул, потом повернулся и одернул занавеску. Вместо темного чулана или лестницы в подвал, которые можно ожидать за подобными дверьми, перед Ульяной предстало невероятное зрелище: десятки, сотни шаров, сияющих разными цветами. Зачарованная, она сразу же забыла о страхе, подошла и заглянула внутрь.

Потайная комната занимала, по меньшей мере, половину площади дома. Вдоль стен тянулись стеллажи, густо заставленные сувенирами, подобными Зое. Внутри стеклянных сфер застыли птицы с глазами, мерцающими янтарным светом. Змеи с неоновыми спинами обвивались вокруг прозрачных веток. Бутофорские сундучки искрились рубиновыми каплями. В одном из шаров танцевала цыганка, а на ее груди горело пурпурное ожерелье, в другом — подбоченился белый чайник, носик которого лучился розовым. Искусно сделанные корабли с парусами, цветы и звезды, гномы и феи, бабочки и крошечные вазы — все было усыпано яркими огоньками. Эта комната, пожалуй, могла бы удивить саму Хозяйку Медной Горы.

— Какая красота! — воскликнула Ульяна. — Откуда все это у вас?

— Отсюда.

Старик протянул вперед руки, повернутые ладонями вверх.

— Во дворе моя мастерская, — пояснил он. — Вернее, не моя, а моего отца. Ордий был его идеей.

— Ордий?

Ратный прошел в потайную комнату, выбрал на полке один из шаров и протянул Ульяне. Внутри сферы плавала маленькая красно-желтая планета, похожая на Марс.

— Все колдовство, как ты это назвала, заключается в излучении металла, который, как видишь, есть в каждом шаре. Отец называл его ордий, от латинского ordo, что значит — «порядок».

Ульяна слушала, не моргая, тщетно стараясь понять, о чем он говорит.

— Ладно, давай обо всем по порядку.

Они снова сели у стола, и Глеб Сергеевич стал рассказывать свою необыкновенную историю.

Сергей Глебович Ратный, его отец, до войны был известным стеклодувом. В его мастерской рождались невероятно красивые вещи, которые радовали не только горожан, но уезжали в самые далекие уголки страны. В Пустошеве говорили, что с работами добросердечного Сергея в дом всегда приходила удача. Поэтому ни одна пустошевская свадьба не обходилась без статуэтки или вазочки, сделанной мастером.

Но статуэтки и вазочки бессильны перед войной. Когда Сергей вернулся с фронта, из всей его семьи в живых остался только младший сын Глеб. Жену, двух дочерей и старшего сына фашисты угнали в концлагерь, устроенный в близлежащем совхозе, и расстреляли всего за неделю до освобождения пленников нашими солдатами, так как жена, Вера Ратная, состояла в местной подпольно-патриотической группе. Глеба спрятали соседи, поэтому он избежал страшной участи своих родных.

Первый год после войны Сергей Глебович не мог справиться со своим горем — каждый день запирался в давно холодной мастерской и пил до беспамятства. Глеб в то время жил у тетки — сестры матери. Но одним ранним весенним утром отец пришел трезвый, чисто выбритый, в сером костюме, который прежде надевал, когда они с матерью ходили в театр, где Вера работала костюмером, и сказал:

— Пойдем домой.

Вскоре Сергей Глебович устроился на приборостроительный завод и поступил в университет на заочное отделение химико-биологического факультета. Он очень изменился: все свободное время проводил в библиотеках или ставил какие-то опыты в своей бывшей мастерской. Когда Глеб окончил школу, отец рассказал, над чем так усиленно трудился последние годы: он изучал влияние неживой природы на биополе человека. Только теперь Глеб узнал, что с самого детства у отца была способность видеть вокруг людей свечение, имевшее разные оттенки, интенсивность и форму.

— Твои дед с бабкой, — говорил он Глебу, — думали, что это — болезнь глаз или мозга. Даже к профессору в Москву меня возили. Профессор прописал порошки. Они не помогли, но я не хотел волновать мать и сказал, что все прошло.

Постепенно Сергей начал невольно выводить закономерности: свечение явно имело прямую связь с характером, настроением и даже действиями людей. Так, увидев незнакомца со спины, он мог безошибочно определить, какое выражение в данный момент на его лице — веселое, печальное, злобное, отсутствующее или мечтательное. Когда в дом приходил новый человек, Сергей знал заранее, пришел он с добром или причинит вред. Однажды на Новый год родители пригласили дальнюю родственницу. Сергею тогда было десять. Подождав мать на кухне, он горячо зашептал ей:

— Эта тетя очень плохая. Нужно, чтобы она ушла.

Мать недоуменно пожала плечами и сказала, чтобы он не беспокоился. Тетя — хорошая, и все это ему просто кажется.