Свадебный бунт

Но это было ведь не все… Молния полыхнула в народ от «пустяковины», от первого распоряжения этих четырех царьков. А по государеву же указу, самими царьками всенародно объявлялось, что семь лет не дозволяется свадеб играть и русских девок замуж выдавать. А всех российских девиц, кроме боярских, как-то: стрелецких, посадских, купеческих или каких прочих, — не иначе выдавать как за немцев. А в те места российские, где немцев недочет или совсем в наличности они не имеются, — в те места царь указал, якобы какой провиант, доставлять немцев на подводах. Первый караван таких немцев уже идет. На пути в Астрахань везут на подводах более сотни всяких немцев — и молодых, и старых, и больших, и махоньких. С ними едет секретарь, два свейских попа и везут свои венцы свадебные, треугольные, чухонские. Как обоз в Астрахань придет, так сейчас всех девиц астраханских, какие найдутся с четырнадцати и до 35-тилетнего возраста включительно, те свейские попы повенчают с немцами. А секретарь все это на бумагу письменами положит, учиняя сим свадебную крепость для вручения кому след по начальству, во избежание какого обмана. Венчать будут, вестимо, не в храмах православных, а тут на базарной площади, причем в этих самых треугольных венцах будут брачущихся водить вокруг корыта со свиным толокном. А брак сей, конечно, будет почитаться свят и нерушим во веки веков. А кто будет перечить из родителей, тех брать и в яму сажать. Немцы, предназначаемые для астраханских девиц, надо полагать по расчету времени, уже доехали до Царицына. Через неделю, Бог даст, будут они в Астрахани…

Как бы шибко в этот день Илья пророк не прокатился по небу, никогда колесница его не загрохотала бы так, как рявкнул, ошалев от этого оповещения, и без того дикий, а теперь совсем одичалый народ. Все с базара рассыпалось по городу и засновало из дома в дом. Пуще всего шумели, шарахались и кричали в тех домах, где были девицы-невесты. Такие дома, как дом Сковородихи, стонали, ходуном ходили.

— Что ж тут делать? Мати Божия! Господь Вседержитель! Что ж тут делать? — было на всех устах.

Новые царьки и дележ матушки России на четыре части — это все дело постороннее, да и мало любопытное… Это что за важность! Пускай себе правит какой Архидрон или просто Дрон. Пожалуй, хуже и не будет! Всего перепробовали уже, ничем не напугаешь. Прикажут уши резать — будут резать и себе, и своим домочадцам. Раз обрезал, смотришь, живо и попривык: сдается даже, будто без ушей много ловчее и повадливее. Таков русский человек — добронравный и податливый. Но отдать родимое детище, дочь, за какого-то немца, которого везут на подводах, иметь в доме на всю жизнь зятем какое-то чудище, венчать своего ребенка на базаре, водя вокруг свинячьего толокна вместо аналоя в храме Божьем!

Да что же это такое?!

Стоял свет, будет стоять, а эдакого не было и не будет! Право, эдак и свет-то не устоит. Скоро его преставление учинится.

Сказывают, что немцы эти на вид очень страшны. У малых детей от них родимчик делается, а у старых людей с напугу ноги отнимаются. От всякого такого немца на пятьдесят верст кругом запах стоит, смрад. Почитай, как какой гарью пахнет, на подобие как от паленой свиньи. Каково эдакого-то мужа получить или эдакого зятя! Что же тут делать? Разве руки на себя накладывать? Больше делать нечего.

Как легкий шёпот среди кричащих голосов раздавались усовещевания некоторых умников, обзываемых маловерами.

— Не может статься. Мало что врут! — говорили маловеры робко.

— Да разве это слух? — был ответ. Это не слух какой, ведь это чтено было, публикование о том было поддьяком. Вон он недалеко в кремле. Пойди да опроси.

Маловеры не шли, конечно, к поддьяку, зная, что он выгонит всех, пришедших за разъяснением, в три шеи, а то и в холодную посадит.

К вечеру Ильина дня не было дома, в котором бы не знали о новом провианте, следующем из столицы по пути в Астрахань, так же как и в другие города.

В тот же вечер во многих домах некоторые крепкие головы додумались, наконец, до того, что делать. Было одно только спасение: скорее разыскать для всякой дочери какого ни на есть жениха, хоть даже из неподходящих, да только русского и православного, и поскорее повенчать! Не будут же потом разводить и, все таки, с немцем на базаре вокруг корыта водить. Да об этом ничего и публиковано не было. Сказано — всех девиц венчать, а которая уж замужем, той не тронут. Нельзя же отнимать жену от мужа. А венчать девиц до привоза немцев запрета нет, о том читано ничего не было.

Если было смущение и шум во всех домах, где были дочери-невесты, то в некоторых зато сами девицы бесились и затем всю ночь в бессоннице радостной метались на постелях. Так было в доме Сковородихи.

Пять девиц сестриц ликовали. Они давно были уверены, что тучная и ленивая родительница заест их век и не выдаст никогда ни за кого замуж. На счет Машеньки, недавно просватанной за князя Будукчеева, Сковородиха тоже уже готова была идти на попятный двор. А чего же лучше, важнее и именитее такого жениха?