Свет Азии

— Сначала город, славный царевич, храмы, сады, рощи; потом поля, потом опять поля с майданами, кустарником; потом идут владения царя Бимбисары; потом обширные земли с тысячами и сотнями тысяч людей.

— Хорошо, — сказал Сиддхартха, — велите Чанне запрячь мою колесницу, завтра в полдень я пойду и увижу все это!

Придворные донесли царю:

— Наш царевич, сын твой, приказывает заложить колесницу завтра в полдень, он хочет выехать из дворца и посмотреть людей.

— Так, — сказал царь, — пора ему увидеть их; но пошлите глашатаев, пусть они позаботятся, чтобы все било приведено в порядок, чтобы никакое неприятное зрелище не попало царевичу на глаза; пусть ни слепые, ни калеки, ни больные, ни старики, ни прокаженные, ни немощные не выходят из домов!

После этого приказа мостовая была вычищена, водоносы обрызгали водой все улицы, хозяйки посыпали пороги своих домов красным песком, украсили двери венками и букетами тюльпанов. Картины на стенах были подновлены, деревья увешены флагами, идолы покрыты золотом; на широких дорогах статуи бога Сурья и великих богов сияли среди зелени и алтарей. Весь город казался столицей какой-то волшебной страны.

Затем глашатаи с барабаном и гонгом громко провозгласили:

— Слушайте, граждане! Царь повелел, чтобы сегодня не видно было в городе ничего неприятного: пусть ни один слепой, увечный, больной, старый, прокаженный или немощный не выходит из дому. Тела умерших не должны сжигаться и даже выноситься из дому до вечера! Таково повеление Суддходаны!

Таким образом все было прибрано, все дома Капилавасту разукрашены, когда царевич выехал в город в расписанной колеснице, запряженной двумя белоснежными, откормленными быками с высокими горбами под резным лакированным ярмом.

Приятно было видеть радость, с какою народ приветствовал царевича; и Сиддхартха становился все веселее и веселее, при виде этой подвластной ему и в то же время любящей его толпы, одетой по-праздничному, смеющейся, как будто жизнь была для нее благом.

— Прекрасен этот мир и мне по душе, — сказал он, — как все меня любят! Как добры и веселы эти несановные и невластные люди; как милы тут мои сестры: все они трудятся или нянчат ребят. Что я им сделал? За что они так ласковы ко мне? Каким образом могут знать эти дети, что я их люблю? Пожалуйста, поднимите этого хорошенького маленького сакья, который бросает нам цветы, я пусть он покатается со мною! О, как хорошо царствовать в таком царстве, как наше! Как легко радовать людей, если они приходят в восторг от того только, что я выехал из дворца! Как у меня много лишнего, если даже в таких маленьких домиках есть все, что нужно для благополучия жителей целого города! Вези меня, Чанна, за ворота, мне хочется поближе познакомиться с этим очаровательным миром, так долго остававшимся мне совершенно неизвестным!

Они выехали за ворота в сопровождении радостной толпы, которая теснилась около колес экипажа или бежала впереди быков, бросая цветы; одни гладили белоснежных животных, другие приносили им рису и хлеба, все кричали: «Джей! Джей! Славный наш царевич!»

И далее, по воле царя, весь путь представлял одно только приятное зрелище, был полон одними только веселыми картинами; но вдруг из лачуги около дороги вылез старый-престарый нищий, грязный, угрюмый, в лохмотьях; морщинистая, обожженная солнцем кожа висела, точно шкура животного, на его сухих костях, спина его согнулась под тяжестью долгих лет, веки покраснели от многих пролитых слез, глаза потускнели, беззубые челюсти дрожали от паралича и от страха при виде такой толпы и таких ликований. Одною исхудалою рукою опирался он на ветхий посох, поддерживая им дрожавшие члены, другую прижимал к груди, из которой едва-едва выходило тяжелое прерывистое дыхание.

— Подайте нищему, добрые люди! — простонал он, — я уже при смерти!

Удушливый кашель не дал ему договорить, но он все же оставался с протянутой рукой и из последних сил продолжал повторять:

— Подайте нищему, добрые люди!

Те, что стояли ближе к нему, столкнули его с дороги, говоря:

— Царевич!.. Разве не видишь!?.. Убирайся в свою лачугу!

Но Сиддхартха закричал:

— Оставьте его, оставьте его!.. Чанна! Что это за существо, похожее на человека, но, конечно, только похожее? Человек не может быть таким дряхлым, несчастным, страшным и удрученным! Разве когда-нибудь люди родятся такими? Что значат его слова: «я при смерти»? Отчего он так исхудал, разве ему нечего есть? Какое горе постигло этого несчастного?

Возница отвечал:

— Милостивый царевич! Ты видишь просто старого человека. Несколько десятков лет тому назад он держался прямо, глаза его блестели, он был здоров; жестокие годы высосали из него все соки, разрушили ого силу, унесли его волю и рассудок; масло его светильника выгорело, теперь мерцает один только черный фитиль; в нем осталась одна только слабая искра жизни, она лишь вспыхивает перед угасанием. Такова старость, стоит ли нашему высочеству обращать на него внимание?

Тогда спросил царевич:

— Но скажи, бывает ли то же и с другими, со всеми, или редко кто становится таким, как этот?