И вот на следующий день, когда полуденный жар спал, царевич и Чанна были пропущены за ворота, по приказанию царя; однако же слуги, которые двигали тяжелые затворы, не знали, что под одеждою купца скрывался царевич, а под нарядом писца— его возничий. И они пошли пешком обыкновенной дорогой, мешаясь с сакийскими гражданами, наблюдая в городе и грустные и веселые картины. Пестро-раскрашенные улицы оживлялись дневным шумом: купцы сидели, скрестив ноги, среди куч зернового хлеба и пряностей; покупатели, побрякивая кошельками, наполненными деньгами, присматривали товар, стараясь купить подешевле то одно, то другое; там слышались крики возниц, предостерегавшие прохожих, тут раздавался шум каменных колес; далее сильные быки медленно тащили звенящий груз; носильщики паланкинов громко пели; широкогрудые верблюды грелись на солнце; хозяйки несли воду из колодцев в качающихся ведрах и тащили черноглазых ребятишек; мухи роились вокруг лавочек с лакомствами; ткач сидел за своим станком и скрипел челноком; жернова мололи муку; собаки подбирали объедки; кузнец накаливал кирку вместе с копьем; в школе сакийские маленькие дети пели мантры и заучивали имена больших и малых богов, чинно сидя полукругом вокруг своего гуру; красильщики вытаскивали из чанов разные материи — оранжевые, красные, зеленые — и раскладывали их для сушки на солнце; солдаты проходили, гремя щитами и мечами; погонщики покачивались на горбах своих верблюдов; брамины смотрели гордо, кшатрии — воинственно, работящие шудры — смиренно. Здесь собралась толпа вокруг болтливого укротителя змей, который обвивал руку гадами и ехиднами, точно браслетами, или заставлял плясать под звуки волынки очковую змею. Там длинная процессия барабанщиков и трубачей с ярко расписанными конями и шелковыми балдахинами провожала домой молодую невесту; тут жена, намереваясь вымолить благополучное возвращение мужа из дальнего путешествия или рождение сына, несла в храм печенье и цветы; тут же, рядом с лавками, смуглые медники шумно колотили по металлу, выделывая из него лампады и кувшины. Затем пришлось обогнуть стены храма и через ворота дойти до реки и моста, перекинутого через реку у городских ворот.
Едва они перешли мост, как вдруг в стороне от дороги послышался жалобный вопль:
— Помогите, господа, помогите подняться! Ах, помогите, или я умру, не дойдя до дому!
Какой-то несчастный, пораженный смертельною болезнью, стонал и корчился, валяясь на дороге в пыли; он был покрыть красными пятнами, холодный нот струился у него по лбу, рот его был искривлен нестерпимою болью, блуждающий взор выражал страдание. Он хватался за траву, пытаясь привстать, приподнимался наполовину, и снова падал; слабые члены его дрожали, из груди вылетал крик ужаса:
— Ах, какое мучение! Добрые люди, помогите! Сиддхартха подбежал к больному, приподнял
его нежными руками, положил голову его к себе на колени, и, стараясь успокоить его ласками, спросил:
— Брат мой, что с тобою? Какая беда постигла тебя? Отчего ты не можешь встать? Отчего это, Чанна, он так стонет и охает, и напрасно силится говорить, и так жалобно издыхает?
Возничий отвечал:
— Великий государь! Этот человек поражен какою-то болезнью; все части его в расстройстве; кровь, которая текла прежде рекой но его жилам, теперь кипит и волнуется; сердце, которое билось ровно и спокойно, стучит теперь то быстро, то медленно, как барабан под неумелой рукой; мускулы его ослабели, как ненатянутые струны; сила оставила его ноги, поясницу и шею; вся телесная красота и радость покинули его; это больной в припадке! Смотри, как он мечется в борьбе с болезнью, как он вращает налившимися кровью глазами, как он скрежещет зубами, как тяжело дышит, точно задыхаясь от смрадного дыма! Видишь, он рад бы скорее умереть, но не умрет до тех пор, пока болезнь не кончит своего дела, пока не убьет его нервов, которые умирают прежде всего остального тела: когда жилы его лопнут в борьбе со смертью, и кости станут нечувствительны к боли, тогда чума покинет его и перейдет к кому-нибудь другому. О, государь, ты дурно делаешь, что держишь его! Болезнь может перейти и заразить тебя, даже тебя!
Но царевич продолжал успокаивать больного.
— А есть еще Другие, много других, которые страдают так же? — спросил он — и неужели я могу заболеть, подобно ему?
— Великий государь, — отвечал Чанна. — болезнь Приходит под разными видами ко всем людям: увечья и раны, тошнота и сыпь, паралич и чума, горячка и водянка, кровотечение и нарывы — все эти болезни поражают всякое тело и всюду проникают!
— А эти болезни приходят незаметно? — спросил царевич?..
— Они подкрадываются подобно скользкой змее, жалящей незаметно, — отвечал Чанна, — подобно полосатому убийце, скрывающемуся в чаще и выскакивающему из-за куста карунды; подобно молнии, убивающей одного и случайно щадящей другого!
— Значит, все люди живут под постоянным страхом?
— Да, непременно, государь!
— И ни один не может сказать: я засыпаю ночью здоровым, невредимым и таким и проснусь?
— Ни один!